Пушкин в 1937 году

Пушкин — гений. Найти такого гения, который в рисунке был бы равноценен Пушкину, сейчас невозможно. Трудно передать эту мощь, эти образы, былинные и лирические. Когда я как скульптор думаю об образах Пушкина, то у меня мысли сводятся к глыбам гранита и мрамора. Лирическую часть произведений Пушкина я думаю охарактеризовать тонкими бронзовыми барельефами, в которых можно рассказать о целом ряде лирических переживаний.

В. Н. Домогацкий. Пушкин. Бюст.

Гипс. 1926.

Я хочу сказать, что только такими путями вы приведете образы Пушкина к монументальной стихии, только так возможно дать сильную, значительную форму.

Я уже работал над Пушкиным в скульптуре, это было в 1902 году. Когда Бенуа открывал выставку, посвященную юбилею Пушкина, помещенную в реставрированной квартире Пушкина, то он взял бюст Пушкина моей работы как наиболее отвечающий его представлениям о Пушкине. Это был первый, недоработанный экземпляр. История моей работы над этим бюстом очень своеобразна: вернулся я в то время из Парижа, от Родена, и ко мне обратился инженер Шевалев, с которым я работал за Невской заставой, с просьбой сделать бюст Пушкина для выстроенного тогда народного театра и библиотеки.

Охота работать у меня была страшная. Тема и назначение работы воодушевляли. А условия работы были вот какие — было ассигновано 75 рублей. За эти деньги я работал три месяца. Я искал в Пушкине роденовских принципов, я вглядывался в профиль Пушкина, мне чудился в нем кусок пламени, и это дало мне основу для пластической темы. Насколько это удалось мне — не знаю.

Условия нашей работы сейчас, конечно, несравнимы с прежними. Есть все основания надеяться, что сейчас скульпторы добьются лучших результатов.

Юрий Тынянов

ДВИЖЕНИЕ

Сохранился и хорошо известен собственноручный рисунок Пушкина: поэт и Евгений Онегин беседуют, опершись на гранитный парапет Невской набережной.

Вопреки шутливой эпиграмме по поводу неудачного воспроизведения этого рисунка, он предназначался Пушкиным для серьезной иллюстрации. В этом наброске ярко отражены две черты Пушкина: его отношение к своим литературным героям — как к живым людям, к друзьям — и к своему любимому городу.

Пусть подумает над этим рисунком каждый художник из числа тех, кому предстоит работать над памятником поэту в Ленинграде.

В отличие от многих других поэтов Пушкин целиком осмыслил весь петербургский пейзаж. И здесь опять-таки характерная черта его творчества. Описание природы или города не было для него самодовлеющей апелляцией к «красоте». Он осмыслял места исторически.

В Петербурге — и это ответ на вопрос о месте для памятника — ближе всего Пушкину уходящая вдаль Нева, связанная у него с мыслями об основании города («На берегу пустынных волн…»), набережные, сооружение которых было в его время важным историческим символом («Береговой ее гранит…») и, конечно, полный движения Медный всадник — опять-таки у воды («Не так ли ты над самой бездной… Россию поднял на дыбы?»).

Итак, памятник Пушкину должен стоять у Невы, на главной архитектурной магистрали Ленинграда. Это и есть тот «центр», который мы ищем для пушкинского монумента.

Попытаемся уточнить место. Сквер возле Академии художеств, о котором сейчас много говорят, вызывает два возражения. Из них первое — близость самой Академии художеств, здания в стиле условно-красивого, спокойного классицизма (архитектор Деламот), со сфинксами, поставленными в эпоху Николая I. Это отрезок очень определенного стиля, и можно опасаться, что памятник здесь будет выглядеть замкнутым, не сливающимся с городом. Лучше, мне кажется, выбрать место Александровской эпохи — эпохи декабристов. Стоит, например, подумать о соседстве с Адмиралтейством — великолепным архитектурным произведением старшего современника Пушкина — Захарова.

Второе возражение относится к садовому древесному окружению памятника. Мы привыкли воспринимать садовые памятники как украшения. А нам нужен памятник в самой гуще города не отодвинутый, а участвующий в его жизни, как участвовал в истории России и Петербурга великий поэт.

Я не знаток архитектуры и планировки городов, но мне кажется, что выход может быть найден, если построить на Университетской набережной или в другом подходящем месте каменный мысок и сделать его площадкой для памятника.

Этим было бы достигнуто необходимое «выделение» монумента из уличной колеи и было бы создано пространство для «отхода», для осмотра его с разных точек — пространство, включенное в самую композицию омываемого Невой памятника.

Основное, что приходит на ум: ни в коем случае нельзя трактовать памятник Пушкину как абстрактный символ. Нет, Пушкин и в скульптуре должен остаться для потомства тем, чем он был на самом деле, — человеком этого города, думающим об его прошлом и будущем.

И второе, не менее важное, соображение: нельзя изображать Пушкина неподвижным и застывшим.