Пушкин в жизни. Спутники Пушкина

У Булгарина оказался несомненный талант бойкого, легко читающегося фельетониста. Недурные были и его беллетристические вещи, их охотно печатали в лучших тогдашних альманахах, включая «Полярную звезду» Рылеева и «Северные цветы» Дельвига. Булгарин познакомился с рядом тогдашних писателей – Грибоедовым, Рылеевым, братьями Бестужевыми, братьями Тургеневыми и другими. Он производил впечатление малого умного, любезного, веселого и гостеприимного, способного к дружбе и искавшего дружбы людей порядочных. Однако не пренебрегал знакомством и милостями людей влиятельных: сошелся с Магницким, Руничем, с приближенными Аракчеева, пролез и к нему самому. Разразилось 14 декабря. Булгарин сильно перетрусил: он водил знакомство со многими из декабристов – Рылеевым, братьями Бестужевыми, Кюхельбекером. Все меры стал принимать, чтобы доказать свою непричастность. На запрос полиции описал приметы бежавшего Кюхельбекера «так умно и метко», что по ним узнали и арестовали беглеца. Донес на племянника своего, молодого офицера Демьяна Искрицкого. Явился к нему журналист Орест Сомов, заявил, что бежал из Петропавловской крепости, и просил спасти. Булгарин запер его на ключ у себя в кабинете, помчался в полицию и сообщил о своем госте. Оказалось, однако, что Сомов просто подшутил над Булгариным. Он действительно был арестован и сидел в крепости, но выпущен «без последствий». За такую шутку Сомов отсидел три дня в крепости.

В начале двадцатых годов Булгарин издавал журналы «Литературные листки» и «Северный архив», впоследствии слившийся с «Сыном отчества» Греча. С 1825 г. Булгарин и Греч стали издавать газету «Северная пчела», – в течение десятилетий бывшую единственной газетой, которую принужден был читать русский читатель. Обсуждать в печати вопросы внешней, а тем более внутренней политики в то время не разрешалось. Передовых статей в газете не было; политические известия сообщались в урезанном, часто даже в искаженном виде, исключительно с фактической стороны. Правительственные сообщения печатались без всяких комментариев, их не полагалось не только критиковать, но и хвалить. Внутренние известия состояли из сообщений о пожарах, о редких явлениях природы, о двухголовых младенцах и т. п. Иногда, однако, в «Северной пчеле» появлялись и руководящие статьи, – все они писались по заказу Третьего отделения или прямо доставлялись им в готовом виде для напечатания. Булгарин вел в газете фельетоны, где писал о литературе, театре, музыке, сводил счеты с литературными врагами, выхвалял произведения свои и своих друзей, рекомендовал публике магазины, рестораны и предприятия, дававшие ему взятки, и всячески опорочивал те, которые взяток давать не хотели. Не брезговал и доносительством, но большей частью избирал для этого более прямой путь: просто писал доносы в Третье отделение. Служба его правительству была многообразна. Он вообще состоял осведомителем Третьего отделения касательно литературы и литераторов, писал в нужных случаях для правительства даже официальные воззвания. О заслугах своих сам Булгарин писал однажды Дубельту так: «Во время восстания Польши все (правительственные) воззвания к польскому народу и войску, все письма к магнатам польским писаны мною, на польском языке. После 14 декабря, в турецкую войну и во время холеры, когда умы были в волнении, я писал и печатал статьи по указанию и воле графа А. X. Бенкендорфа для успокоения умов, и граф Бенкендорф не однажды повторял мне, что я из всей польской нации примерный подданный». Граф Бенкендорф, после него граф Орлов и Дубельт вообще очень благоволили к Булгарину, защищали его перед сами царем, но относились к нему с презрением. Как позволял Булгарин обращаться с собой начальству, показывает такой случай. В 1846 г. он напечатал в «Северной пчеле» стихотворение графини Е. П. Ростопчиной «Насильный брак»: старый рыцарь-барон просит вассалов рассудить его с молодой его женой, обвиняет ее в холодности и ненависти к нему, а она отвечает:

Раба ли я или подруга,
То знает бог; я ль избрала
Себе жестокого супруга,
Сама ли клятву я дала?
Жила я вольно и счастливо,
Свою любила волю я,
Но победил, пленил меня
Соседей злых набег хищливый.
Я предана, я продана,
Я враг ему, а не жена!

Булгарин не доглядел, напечатал. И все поняли, что тут изображены отношения между Николаем и Польшей. Шеф жандармов Орлов призвал Булгарина для объяснений. Булгарин, – ко всему ведь еще и сам поляк, – страшно перетрусил, в оправдание приводил срочную газетную работу и несколько раз плачевным голосом повторил:

– Мы школьники!

– Так ты школьник?

Орлов схватил его за ухо, поставил у печки на колени, сам сел писать и продержал Булгарина на коленях более часа. Потом отпустил и сказал:

– Помни, школьникам бывает и другого рода наказание.