Пушкин в жизни. Спутники Пушкина

Поляк, сын когда-то богатого, промотавшегося помещика. В 1819 г. окончил Виленский университет. Еще студентом обратил на себя внимание переводом с арабского языка басен полумифического арабского мудреца Локмана. По окончании университета был отправлен на Восток для усовершенствования в восточных языках. В Сирии, Египте и Нубии он пробыл более двух лет. С пачкой книг за плечами переходил с места на место, в маронитских монастырях изучал и списывал арабские рукописи, спал по три, по четыре часа в сутки на голых плитах, подложив под голову вместо подушки словарь; учился у друзов и бедуинов чистому произношению арабского языка и достиг в этом отношении такого совершенства, что туземцы не хотели верить, что он «франк» (европеец), а не «ибн-эль-араб» (арабский сын). За это же время изучил еще языки – турецкий, персидский, сирский, новогреческий и итальянский. Близко познакомился с мусульманским востоком в его рукописях и живом быте. По возвращении в Россию приехал в Петербург. Лучшие ориенталисты дали о его познаниях самые блестящие отзывы, и в 1822 г. двадцатидвухлетний Сенковский был определен в Петербургский университет прямо ординарным профессором по кафедре арабского и турецкого языков. Лекции его были блестящи. В университете, недавно опустошенном помощником попечителя округа Руничем, среди тусклых профессорских бездарностей Сенковский, как яркая звезда, блистал глубиной и разносторонностью познаний, увлекательностью речи, уменьем будить в слушателях интерес к читаемому предмету. Печатавшиеся им научные труды вызывали самую лестную оценку первоклассных европейских специалистов, как Сильвестр де Саси и Карл Риттер. Сенковский изучил еще языки – татарский, китайский, монгольский, знал все европейские языки. В одной повести Марлинского герой говорит: «Ведь я не Сенковский, чтобы знать все в мире языки!» При этом Сенковский не был узким специалистом-лингвистом. Познания его решительно во всех областях науки были изумительны. Историю, археологию, этнографию, философию, естествознание, астрономию, медицину, политическую экономию – все он знал, и знал не как дилетант, умел по ним спорить с самыми основательными специалистами. Впоследствии знаменитый хирург Н. И. Пирогов с увлечением беседовал с Сенковским на медицинские темы. Сенковский обладал еще и беллетристическим талантом; повести его написаны увлекательно и брызжут остроумием. Несколько цитат наудачу: «Автор какой-нибудь книги есть тот необыкновенный человек, который, один на всем земном шаре, прочитал ее трижды, не задремав ни разу», «Я стал писателем. Любители чтения меня читали; любители словесности меня преследовали: все было, как должно быть, и было очень весело». «Красавица упала в обморок, случайно оказавшийся тут молодой человек поддержал ее. Муж принял его за любовника красавицы и зарезал. “Итак, я убил его понапрасну? Очень сожалею!..” Не обнимай чужой жены, если ты ей не любовник!»

В 1834 г. книгопродавец А. Ф. Смирдин стал издавать журнал «Библиотека для чтения» и редактором пригласил Сенковского с жалованьем в 15 тыс. руб. И на журнальном поприще Сенковский проявил способности изумительные. С первого же года «Библиотека для чтения» имела неслыханный успех, – подписка достигла пяти тысяч экземпляров, для того времени вещь небывалая: обычный тираж журналов был 500–1000. В журнале сотрудничали самые лучшие писатели, вместо обещанных пятнадцати листов он давал книжки в тридцать листов, знакомил читателей с текущей русской и иностранной литературой, со всеми новейшими научными открытиями и достижениями. Статьи по самым сухим, специальным вопросам написаны были так, что с захватывающим интересом читались даже людьми совершенно неподготовленными. Сенковский неутомимо писал во всех отделах под разнообразнейшими псевдонимами: «Барон Брамбеус», «Тютюнджю-оглу» и многие другие. Литературную летопись с обзором текущих книг вел с таким блеском и остроумием, что она читалась как завлекательный роман. Редакторская работа Сенковского была огромна. Несмотря на слабое здоровье, он дни и ночи проводил за письменным столом. Ни одной статьи он не оставлял без переделки. Сухая статья, по которой прошлась рука Сенковского, начинала гореть жизнью. Он самым диктаторским образом переделывал и доставляемые в журнал повести, особенно писателей второстепенных; понравится ему, например, повесть по сюжету, – он, не дочитав ее, отдирал конец рукописи и приделывал свой. Сам выбирал для перевода все иностранные статьи, сжимал их, выкидывал лишнее, связывал оставшееся собственными вставками на том же языке, на котором написана была статья, – английском, немецком, французском, итальянском. Старался приблизить литературный язык к разговорному, вел беспощадную борьбу с устарелыми языковыми формами – «сей», «оный», «упомянутый», «таковой», «младой», «глас» и т. п. После едких насмешек Сенковского слова эти совершенно исчезли из журнального обихода.