Пушкинский том (сборник)

– Сообщите мне ваш е-мэйл, я вызываю вас на дуэль! – и звонко щелкнул подтяжкой, как выстрелил.

– Что я вам такого сделал??

– Вы воспользовались моим доверием и разгласили тайну моего имени!

Вот, наконец, внимательный читатель! Я понял, что он имел в виду.

– Род оружия? – поинтересовался я.

– Я сражу вас по «емеле»!

– Как-как??

– По Интернету. Будьте любезны сообщить мне ваш е-мэйл.

– Я не владею этим оружием, – честно признался я.

– Наймите любого студента в секунданты, – процедил он, не в силах скрыть своего презрения.

Я сообщил в тот роковой вечер Боберову единственный е-мэйл, который помнил: подведомственной мне конторы, которая была тем и хороша, что я их не беспокоил, а они – меня, чем, оказалось, значительно осложнил их работу. Каждый день теперь мне раздавался тревожный звонок секретарши:

– Вам новый е-мэйл, Андрей Георгиевич!

И так как я так и не научился их принимать, то приходилось их распечатывать и привозить мне, поскольку на каждом послании было подчеркнуто «срочно», «лично» и чуть ли не «секретно». Я застеснялся так грузить свой сплоченный коллектив, и сговорились мы на том, что послания копятся в течение недели и лишь в пятницу привозятся оптом. Стопки эти падали на пол, перемешиваясь, как карточная колода, переслаиваясь счетами и газетами, и сейчас мне окончательно и безнадежно не привести их в последовательность. Тем более что не всегда я так уж не соглашался с Боберовым, особенно в случае выпадов в свой адрес. Иногда его сбивчивый удар парадоксально накладывался на мой и, немыслимым рикошетом, дурак [83] падал в лузу.

Мысли мои окончательно спутались, и лишь иногда, на полный уж вздор, мог я утверждать: это уж точно Боберов, а не я.

Если бы Интернета не было, как сказал Вольтер, его надо было бы выдумать.

Сколько одиноких он пригрел, навсегда заловив в свою паутину!

Помню, как еще десять лет назад поразил меня мой аспирант в Принстоне…

Математик по образованию, он решил взять еще и параллельный курс по русской литературе. И поскольку я разрешил выбрать тему для диплома самостоятельно, он предпочел написать его по любимому барду и очень был удивлен, что я понятия об этом гении не имел. Аспирант был из неленивых людей: он без конца приносил мне, чтоб я проникся, кассеты и диски своего кумира, а однажды даже, как сейчас помню, в День благодарения, пришел с гитарой и девушкой и начал исполнять сам. Мне стало жаль девушку, и я решительно пресек. Однако приблизился и день подачи дипломов. Тут он явился ко мне с толстой папкой, и я заранее испугался его добросовестности.

Оказалось не совсем то. Это была пачка документов в оправдание того, что диплома он не написал. Это была трагедия: он наконец полюбил и полюбил по-настоящему. Со своей прекрасной дамой он сошелся по Интернету на почве единомыслия и любви к пресловутому барду. Близость по переписке неуклонно росла, и они уже сговаривались о встрече, как явился муж из командировки и залез в женину почту (каков подлец!)… и теперь я должен был сам понять, что в столь драматических условиях он не мог успеть с дипломом. Однако защититься ему было, по этим же причинам (чтобы не опоздать на свидание с интернет-пассией), совершенно необходимо, причем срочно и на «отлично». Он клятвенно заверил меня, что донесет мне диплом с небольшим опозданием, и я поставил ему «эй» (5) без диплома. Повторяю, он был из породы неленивых людей, то есть умел добиться своего у ленивых, таких, как я.

Постскриптум случился лет через семь во дворе совсем другого университета, когда история с любовью по Интернету стала уже банальностью. Я столкнулся со своим аспирантом нос к носу и имел жестокость узнать его. Он метнулся в сторону, но деться было некуда. Я уже ловил садистский кайф: расспросил его про карьеру – нет, по специальности он не работал, он пока работал в фитнес-клубе. Неужели тренером? – восхитился я, окинув взором его тщедушное строение.

– Нет, – явно смутился он.

– А вы ведь мне так диплома и не предоставили…

– Да я… да он у меня… сколько вы еще пробудете? нет, до завтра я не успею.

Редко я испытывал такое подлое удовлетворение.

II. Дуэля на Емелях

Теперь удовлетворение испытывал Боберов. Верхом на Емеле он рубил сплеча. Наши силы были не равны. Или, как сказал величайший пушкинист своего времени, мой соученик по 1-а классу 83-й мужской школы г. Ленинграда Игорь Чеботарев, он так и не понял, чем же в конце концов закончилась «дуэль Пушкина с Лермонтовым».

«Вы опять ничего не поняли! Так кровожадно торопились к 27 января… Мало того что обозвали меня агентом… Учтите, я ни с кем никогда не сотрудничал! В том числе и с вами… (Реакция А. Боберова на публикацию его „реконструкции“ Каменноостровского цикла была уничтожительной.) Неужели вы так и не поняли, что весь цикл составляет как бы непрерывное одно БОЛЬШОЕ стихотворение! в чем-то равное и симметричное „Страннику“ предыдущего года, которого вы, поди, и не читали, поскольку у вас не встречается никаких отсылок к этой программе отчаяния. Слишком длинно для вас…»