Пушкинский том

Значит, объясняюсь, а не объясняю. Виноват.

Но перед кем и за что?

Перед заказчиком и переводчиком.

Я не привык так. Я привык иначе. По-русски. То есть?… Не немцу и не русскому я хочу быть понятен, а… Пушкину. Двухсотлетнее мое младенчество.

Значит, Пушкин уже подсознание?

Тогда неплохо. Вот тому доказательство.

Засыпаю с Пушкиным и просыпаюсь с болью в шее. В полусне и бессознательно вспоминаю имя того юного математика, который за ночь перед казнью основоположил высшую алгебру. Неужели Андрей Шенье? А что, думаю, закажи мне статью «Пушкин и казнь», напишу «Пушкин и казнь»! Ведь сколько казней у Пушкина! И Пугачев, и Петр… Весь Пушкин. Никогда раньше не думал, насколько он пропитан кровью. Может, Россия такая? Когда Достоевский готовился к своей знаменитой речи у подножия памятника Пушкину, скрытого под покрывалом, вспоминал ли он свой опыт приговоренного к смерти?

А можно написать «Пушкин и памятник», а можно «Пушкин и зависть», можно… И каждый раз получится ВЕСЬ Пушкин. Можно (и нужно) написать такой «Лексикон Пушкина»: Пушкин-друг, – любовник, – супруг, – отец, – игрок, – счастливчик, – неудачник, – путешественник…

Первый наш невыездной! Сколько раз просился он за границу! Даже в Китай… Сколько раз просился – столько раз и не пускали. Сколько раз намеревался бежать! То в Грецию, то в Америку… не менее десяти раз всерьез строил планы.

Пушкин знал французский как родной, читал по-английски, по-итальянски… «…Черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом!»

Без преувеличения можно сказать, что он пожертвовал свой мировой гений русскому языку. Безвыездно и безвозмездно. И до сих пор погибает на этом языковом барьере. Вспомнил математика: Эварист Галуа.

Как справиться с манией величия?

С Гомером долго ты беседовал один…
…
Таков прямой поэт.

Пушкин, 1832

Великим быть желаю,
Люблю России честь,
Я много обещаю –
Исполню ли? Бог весть!

Пушкин, «Про себя»

Такой стишок сочинил тинейджер Александр Пушкин в Царскосельском лицее. Еще бы! Россия победила Наполеона, дошла до Парижа. Лучшие писатели того времени – Карамзин, Жуковский – сразу признали в лицеисте гениальный стихотворный талант, сразу впустили его в среду, помогали ему, спасали, когда он, поддавшись «якобинским настроениям», написал стихотворения, навлекшие на себя высочайший гнев, выхлопотали ему теплую ссылку вместо Сибири и каторги, в письмах без конца наставляя его: мол, только пиши, всё будет хорошо. Он же, по их мнению, снискав себе мгновенную всероссийскую славу, ничем ее не подтверждает – «гуляка праздный» – пирует с друзьями, волочится за каждой юбкой, играет в карты, продолжает дерзить сановному начальству, его арапская душа наслаждается Черным морем – единственным российским задворком Медитерании, воображает себя то Овидием, то Байроном (дурные примеры заразительны) и достигает того, что его ссылают в ссылку более суровую: в родовое село Михайловское с запретом покидать его, под негласный полицейский надзор (зато под крылышко его любимой няни Арины Родионовны).

Двадцатипятилетний молодой человек, написав на Юге несколько замечательных романтических поэм, упрочивших его успех (когда успел?), привозит в деревню и много неоконченного – поэму «Цыганы» и первые главы «Евгения Онегина» – вещи настолько качественно новые, что слава русского Байрона уже его не удовлетворяет.

Свободы сеятель пустынный,
Я вышел рано, до звезды…

Не так всё просто, не так весело было на Юге. В Михайловское он приехал уже другим.

В деревне он заканчивает «Цыган», тут его настигает известие о смерти великого англичанина, после Нового года ему привозят гениальную комедию в стихах Александра Грибоедова «Горе от ума», он воспринимает ее слишком близко к сердцу, откладывает в сторону «Евгения Онегина» и решительно обращает свои помыслы в сторону еще более гениального предшественника – Шекспира. Берется за «трагедию в духе шекспировом» – народную драму «Борис Годунов».

Его по-прежнему напутствуют в письмах старшие любящие друзья, чтоб он не ленился.

«Возведи русскую поэзию на ту ступень между поэзиями всех народов, на которую Петр Великий возвел Россию между державами. Соверши один то, что он совершил один…»

«В доказательство тому приведу и пример: что может быть поэтичественнее Петра? И кто написал его сносно?»

«Ты создан попасть в боги – вперед».

«На всё, что с тобою случилось и что ты сам на себя навлек, у меня один ответ: Поэзия. Ты имеешь не дарование, а гений».