Пушкинский век

Феерический блеск елизаветинского и екатерининского Петербурга к началу XIX века несколько померк. Тем не менее в русской столице по-прежнему обитало немало сказочно богатых людей. Им принадлежали целые участки города, которые часто представляли собою городскую усадьбу. В такой усадьбе дом или дворец выходил фасадом на улицу. К нему примыкал сад. Здесь же на участке, подальше от дома, располагались службы: поварня, погреба, кладовые, прачечные, конюшни, хлева, сараи для дров и для экипажей. Погребов, как минимум, полагалось иметь два: один — набитый льдом, другой — холодный, но сухой — для вин и припасов, «не терпящих равно тепла и сильной стужи».

Дворец Шереметевых на набережной Фонтанки, дворец Юсуповых на набережной Мойки, дворец Строгановых на Невском проспекте… Бесчисленное количество роскошно убранных комнат, толпы слуг, несколько выездов — цуг вороной, цуг сивый, цуг датский… Так могли жить в Петербурге те, кто владел тысячами душ и тысячами десятин земли, получая от них доходы и деньгами и натурой. Каждую зиму по петербургским улицам тянулись длинные обозы со всевозможными припасами: мукой, маслом, мясом, битой птицей, медом, вареньями и соленьями. Все это доставляли из поместий господам приказчики или другие доверенные лица.

Получали деньги и припасы из своих вотчин и дворяне средней руки. Это и давало им возможность жить в Петербурге на широкую ногу. «Вы изумитесь, — пишет А. Башуцкий, — убедясь, что семейство, вовсе не из первоклассно богатых, состоящее из трех, четырех лиц, имеет надобность в 12 или 15 комнатах». В чем же была причина подобной «надобности»? Оказывается, в том, что «помещения соображены здесь вовсе не с необходимостью семейств, но с требованием приличия… Кто из людей, живущих в вихре света и моды, не согласится лучше расстроить свои дела, нежели прослыть человеком безвкусным, совершенно бедным или смешным скупцом? Насмешка и мнение сильны здесь, как и везде». Человеку светскому полагалось жить не выше второго этажа, чтобы никто не мог сказать: «Я к нему не хожу. Он живет слишком высоко».

Как указано в контракте Пушкина с княгиней Волконской, он занимал в ее доме квартиру «от одних ворот до других, нижний этаж из одиннадцати комнат, состоящий со службами, как-то: кухнею и при ней комнатою в подвальном этаже, взойдя на двор направо; конюшнею на шесть стойлов, сараем, сеновалом, местом в леднике и на чердаке и сухим для вин погребом, сверх того две комнаты и прачешную, взойдя на двор налево в подвальном этаже во 2-м проходе». Для семьи Пушкина, состоявшей в это время из восьми человек, подобная квартира не считалась большой. Наоборот. Здесь не было ни зала, ни диванной, ни биллиардной, особых туалетных для одевания, столь обязательных в светской жизни. А только передняя, столовая, спальня, кабинет, детская, гостиная, буфетная и комнаты сестер Натальи Николаевы.

В конюшне стояли наемные лошади. Пушкин своих лошадей не имел и нанимал их у «извозчика», то есть содержателя извоза, Ивана Савельева. Наемные лошади стоили в Петербурге очень дорого. Пушкин платил Савельеву за четверку лошадей 300 рублей в месяц. Это превышало расходы на еду для всей семьи и прислуги. У Пушкина было две кареты — двухместная и четырехместная, кабриолет и дорожная коляска. Незадолго до гибели, в июне 1836 года, поэт купил у каретного мастера Александра Дриттенпрейса новую четырехместную карету за 4150 рублей ассигнациями. Эти деньги остались неуплаченными. Их заплатила уже опека, учрежденная над детьми и имуществом Пушкина. Опека заплатила и долг извозчику Савельеву 650 рублей.

Человеку, жившему «в свете», полагалось иметь собственный выезд. Подобные люди пешком не ходили. Пешком лишь гуляли. Зайти к кому-нибудь считалось неприличным. Надлежало заехать.

Как выглядела петербургская барская квартира? Паркетные полы, лепные расписные потолки, на стенах штофные обои, занавеси из кисеи или шелка, зеркала, бронза, фарфор, изящная мебель из различных пород и цветов дерева с резьбой и позолотой, печи из штучных изразцов.

Кабинет Онегина — «философа в осьмнадцать лет» украшает все, что изобретено изощренным вкусом «для забав, для роскоши, для неги модной», —

Янтарь на трубках Цареграда,
Фарфор и бронза на столе
И, чувств изнеженных отрада,
Духи в граненом хрустале;
Гребенки, пилочки стальные,
Прямые ножницы, кривые,
И щетки тридцати родов —
И для ногтей и для зубов.