Пусси Райот. Подлинная история

Катя с детства жила с отцом Станиславом Олеговичем в квартире на Рязанском проспекте и всегда была замкнутой. Ее мать умерла, когда ей было 19. У Кати, признается 73-летний отец, всегда были комплексы по поводу внешности: невысокая, не красавица, ухажера найти трудно. «Она, видимо, считала, что никакая одежда не поможет, и отказывалась, когда я ей предлагал сходить и что-нибудь получше купить. А ухажеры все равно были – некоторые до сих пор звонят домой, спрашивают, скоро ли Катя придет. Я отвечаю, что не скоро.»

Катя с медалью окончила школу, в институт поступила без экзаменов, попала в НИИ оборонной промышленности, разрабатывала программу для подводной лодки «Нерпа». «Когда ее направляли во Владивосток в командировку, я ей категорически запретил туда ехать, – вспоминает Станислав Олегович. – И правильно сделал: на испытаниях подлодки произошла авария, и погибли 30 человек. Ее уволили, и она стала работать программистом».

А потом она пошла учиться в Московскую школу фотографии и мультимедиа имени Родченко. «Вот с этими ребятами познакомилась, философов французских начиталась, – вздыхает Станислав Олегович. – Она стала меньше обсуждать со мной свои занятия и свои увлечения в связи с моими резко отрицательными высказываниями в адрес этого самого современного искусства».

По словам однокурсников по школе Родченко, Катя всегда была человеком замкнутым, неразговорчивым, никогда не бывала на виду, хотя всеми считалась очень талантливым художником. У нее была лучшая дипломная работа на курсе. Идея заключалась в том, чтобы сделать произведение искусства с помощью компьютерного вируса, который заменял бы слова, показанные в интернет-браузере, на произвольный набор слов. При этом текст должен был сохранить синтаксис, так что читатель даже не сразу бы понял, что контент изменен. Руководителем дипломного проекта Самуцевич был Алексей Шульгин, известный художник, участник арт-коллектива Electroboutique. Работа Кати потом участвовала в ряде выставок.

В школе Родченко Катя и познакомилась с Петром Верзиловым и Надеждой Толоконниковой – перед одной из акций группы «Война» они пришли туда в поисках участников. Откликнулись несколько человек, но большинство быстро потеряли к этому интерес – в отличие от Кати.

Николай Дегтярев, один из выпускников школы Родченко, размышляет, почему именно туда отправились активисты «Войны»: «Чему учат в школе? По большому счету, технические и теоретические дисциплины распределены поровну. С техникой все понятно – это фото, видео, звук и свет. К теоретическим относятся в основном различные виды «историй»: история современного искусства, история фотографии, видео и медиаарта. Почему «Война» пришла сюда? «Новую кровь» они могли найти абсолютно в любом месте, для этого наше государство создало все необходимые условия. Но сам факт, что студенты школы по большей части в курсе деятельности группы «Война», бесспорен».

Самуцевич называла себя в группе «активисткой Кэт» и «киберфеминисткой». «Киберфеминизм борется с сексистскими техногенными желаниями общества, также и Клара Цеткин в свое время боролась с предрассудками, запрещающими женщинам участвовать в выборах», – объясняла она в интервью журналу «Квир». По мнению Кэт, феминизм в России все еще актуален: «Про социальное равенство полов – это чушь, зарплата у женщин сейчас меньше – почитайте статистику по вопросу дискриминации женщин на рабочем месте – и это проблема стоит не только в России, но и во многих благополучных странах».

После раскола «Войны» Катя осталась с москвичами Надей и Петей. Ее возмущало, что идеолог питерской фракции арт-группы Плуцер-Сарно подавал акцию феминистского крыла «Войны», когда девушки насильно целовали женщин-милиционеров, как акцию, спродюсированную Верзиловым. «Потрясающе! Что бы вы, будучи женщиной, ни делали, общество всегда найдет мужчину-руководителя, мужчину-идеолога, который (как вы неожиданно узнаете однажды!) сделал за вас всю интеллектуальную работу», – жаловалась она.

Отец знал, что дочь участвует в каких-то акциях, спорил с ней о методах борьбы. В их семье ругать власть считалось естественным, но на митинги Станислав Олегович не ходил. «Я, как инженер, в первую очередь думаю об эффективности, – объяснял он друзьям Кати в перерыве между заседаниями суда. – Я говорил, что методы должны быть в рамках демократических процедур, что так ничего не добьешься. Она отвечала, что я ничего не понимаю».

Удивление отца вызывал и ее интерес к феминистскому движению. «Я ей объяснял, что в нашей стране женщины могут занимать многие должности, а в некоторых учреждениях женщины превалируют, в частности в судах. И ущемления прав женщин у нас не существует», – вспоминал он.