«В интернете была информация о том, что на них наложены взыскания: за плохо застеленную кровать у Самуцевич и за обнаружение рукописных записей в камере у Толоконниковой. Со слов администрации, дисциплинарные взыскания обе девушки получили 13 апреля и за одно и то же: «ухищренным образом спрятали в нижнем белье» (а Толоконникова – в носке) записки своим знакомым с целью передачи их адвокатам. В целом обе девушки и Мария Алехина чувствуют себя нормально, не болеют, Надя получает лекарства от головной боли, которые ей помогают. Мария расстраивается, что ее не хотят вывозить на суд по ее кассации по мере пресечения, желая ограничиться видеоконференцией. Вчера у нее было свидание с мамой. Она также получает таблетки от аллергии и еще просит, чтоб волонтеры, которых она благодарит, перестали передавать ей хлеб, потому что этим хлебом уже забита вся камера. Благодарит всех и за письма, которые получает. Надя Толоконникова просит передавать фрукты и кефир с ряженкой».
24 апреля у храма Христа Спасителя проходит молитвенное стояние «в защиту веры, поруганных святынь, Церкви и ее доброго имени». Поруганные святыни демонстрируются во время крестного хода вокруг храма – это порезанный ножом крест из собора Невинномысска, порубленная икона из Великого Устюга. «Мы сегодня подверглись атаке гонителей, несопоставимой с тем, что было в прошлом, но опасной тем, что сам факт кощунства, святотатства, издевательства над святыней предлагается рассматривать как законное проявление человеческой свободы», – заявляет патриарх. В стоянии принимает участие, по официальным оценкам, свыше пятидесяти тысяч человек.
В тот же день государственный телеканал «Россия-1» в прайм-тайм показывает документальный фильма Аркадия Мамонтова «Провокаторы». Автор называет активисток «кощунницами» и утверждает, что за акцией в храме стоит Борис Березовский – живущий в Лондоне опальный олигарх, которому приписывают все политические закулисные игры 1990-х и которого считают «продюсером» прихода Владимира Путина к власти. В январе 2012 года Березовский в открытом письме просил патриарха Кирилла поддержать бескровную смену власти в России. По мнению Мамонтова, глава РПЦ не откликнулся, и именно после этого началась кампания по очернению церкви.
Живи на Красной
«В тюрьме учишься сдерживать и чувствовать все свои желания – желания материальные, как и жажду человеческого общения и тепла тоже приходится контролировать, – пишут девушки из СИЗО журналисту Ксении Леоновой. – Нужно стать аскетом – и тогда те скупые контакты и вещи, проникающие в тюрьму, будут дарить большую радость. Это настоящая школа аскетизма, а Pussy Riot всегда стремились к аскетизму. Он прочищает сознание. Мы блюдем тюремный социализм, всеми дачками делимся и все наши вещи считаем общими вместе с нашими сокамерницами. Так что остается только желание быть, развиваться и отдавать, делиться. Хочется тюремных экстазов, озарений, откровений о свободе, несвободе и о том, что же из них все-таки нужнее человеку для развития. Хочется жадно думать, чувствовать – ведь за отсутствием внешнего развивается бешеная внутренняя жизнь».
В этих письмах, переданных из тюрьмы через адвокатов и знакомых, девушки подробно рассказывают о своих тюремных буднях. Но в разговоре с любым современным художником никогда нельзя быть уверенным, что собеседник не играет смыслами и не высмеивает – тебя, себя, саму ситуацию. Непонятно, иронией или нет являются их рассказы о тюремной еде: «Во-первых, необыкновенно вкусен знаменитый тюремный хлеб. О нем еще Достоевский в «Записках из Мертвого дома» писал – за 150 лет в русской тюрьме даже вкус хлеба такой же, это вечная стабильность русской жизни – даже вкус хлеба не может измениться. Во-вторых, макароны с мясом – макарон с таким невероятно специфическим вкусом на воле нет шанса отведать. Их нельзя назвать невкусными – у них именно крайне специфический, переходящий в экзотический вкус. Возможно, здесь виноваты какие-то отходы, добавляемые вертухаями-поварами в тюремную подливку – московской гламурной кухне здесь есть чему поучиться. В-третьих, славится среди арестантов гороховая каша. Особенно когда она без прожилок буйволятины. Кашу эту обожают тюремные коты».
Во время прогулок в тюремном дворе размером два на четыре метра, пишут арестантки, на них снисходили откровения: «Сидеть в тюрьме – это особый труд. Крестьянский. Рабочий. Мы теперь стали гораздо яснее ощущать славный махновский лозунг: «С угнетенными против угнетателей – всегда!» И будем об этом писать книжки. Для тех, кто в тюрьме пока еще не сидел. Для тех, кто не знает, что такое месяцами засыпать и просыпаться под переклички вертухаев и лязг открывающихся тяжелых дверей».