— Я не знаю, что ей сказать? — растерянно сказала Леся, поправляя Андрею галстук. — Она должна сама принять решение.
— Дело не в решении. Дело в чувстве вины. Никогда на чувстве вины ничего хорошего не построить. Я ей это говорил. Убеждал: отпусти себя на свободу, сделай так, как хочется тебе. Но она уже ничего не хочет, только спрятаться головой в песке.
Леся вздохнула:
— Чуть позже, хорошо? Я сейчас сама в раздрае. Тут сегодня папа и Лешка. Кто-нибудь из них двоих когда-нибудь сделает первый шаг?!
— Ставлю на Лешку.
— Как ни странно, я тоже.
… — Не спорь с ним, соглашайся. Вот зубы сожми и терпи, понял? — услышал Андрей чуть позже.
У Лешки галстука не было, поэтому Леся теребила на нем воротник рубашки.
— Ты же знаешь, какой он. Будет ругать твою игру — ради бога, терпи! Скажет, что ты во всем виноват — тоже молчи и кивай! Я с ним говорила, он все понимает, но в открытую никогда не признается. Старенький маленький ребенок! Лешка, будь дипломатичным!
Алексей строил гримасы, но Андрей видел, что парень волнуется. Всем надоело состояние холодной войны отца и сына, в котором Леся и Вера Петровна, как миротворцы, постоянно рисковали своими головами и душевным спокойствием.
В начале вечера разговор между Осипом Сергеевичем и Алексеем Осиповичем все же состоялся. Видно было, что Лешке тяжело, а Осип Сергеевич не удержался и съехал-таки на путь упреков и порицания. К удивлению Андрея, сам он оказался прав: парень выдержал. И Леся, подбежав к стойке, выпалила:
— Андрюш, Лешка очень изменился! К лучшему! Он будет аккомпанировать отцу. Все слишком хорошо, слишком!
Осип Сергеевич исполнил «В кругу страстей…» и «Отговорила роща золотая». Андрей немного нервничал — уж очень эклектичным получался вечер. Но волшебство Рождества сгладило все неровности, а благодаря талантам выступающих на маленькой сцене исполнителей, кофейне были прощены почти все недочеты. Андрей с трепетом следил за лентами в нескольких социалках — пока все шло отлично. Почему он раньше до такого не додумался? Он сам себе отвечал: потому что раньше рядом не было Леси.
Костик пришел с высоким мужчиной, очень немногословным и со скепсисом во взгляде. Это был Руслан Низовцев, продюсер и бывший пациент Петровского. Руслан Олегович дождался выступления Леси (она исполнила одну из своих новых композиций, в которой Андрею чудились тиканье часов и бег времени), а после него ушел почти сразу, поглядывая на экран мобильника. Костик развел руками: Низовцев — капризный дядька, не факт, что вообще озвучит свое впечатление, но если ему понравилось, они об этом скоро узнают. К своему стыду, Андрей почувствовал облегчение и надежду на то, что Низовцев не перезвонит — ему не хотелось, чтобы к Лесе приближались такие… представительные, интересные, хорошо одетые мужчины, находящиеся с ней на одной волне. Хотя умом он понимал, что Леся достойна большего, чем частное преподавание капризным детям и ангажемент урывками.
Трио Лешки превратилось в квартет — к нему добавились ударные. Посреди их номера, когда на нескольких столиках сменились посетители, у Андрея зазвенел телефон. Звонила Маня, с бабушкиного номера.
— Папа! — закричала она в трубку, плача. — Мама ко мне не пррришла! Я ее ждала, а она не пррришла!
— Маня! Маняша! — заволновался Андрей, не понимая, почему дочь так расстроена: Лара часто забывала о своих обещаниях позвонить по видео. — Ты о чем? Мама не позвонила?
— Нет, папа! Мама не пришла! Я весь день ждала! Я…!
Андрей услышал строгий, невнятный голос Виктории Семеновны. Звонок прервался. Андрей попытался набрать Маню заново. От тещи пришло сообщение: «Мы заняты. Перезвоню».
Андрей позвонил маме и включил громкую связь. Татьяна Денисовна бодрым голосом отрапортовала, что следила за трансляцией по телефону внука Дарьи Семеновны, которая в этот раз организовала посиделки у себя дома. Андрей обещал, что привезет на Рождество Лесю и Маню и свозит маму в храм. Маня не перезвонила. Андрей помянул свою бывшую не лучшими словами, и Леся поспешила его успокоить: ребёнок мог что-то перепутать. Андрей настаивал: ну что Лара за человек! Не хочешь общаться — не дразни мелкую, она ведь ждет каждого звонка, как праздника!
Он проводил Лесю до подъезда, обнял и не спешил отпускать. С надеждой прошептал:
— Все, сдаюсь. Не могу больше. Может, лучше на гитаре?
— Да, лучше, — тихо сказала Леся ему на ухо. — Я тоже сдаюсь. Ничья. Тебе нравится черное кружево?
— Очень, — хрипло ответил ей Андрей.
Она повела его по лестнице, оглядываясь. Он сжимал ее пальцы так, словно боялся отпустить и потерять. Они вошли в прихожую, жарко целуясь, стягивая друг с друга шарфы, пальто и все эти ненужные, ставшие неудобными и лишними зимние вещи.
У Андрея зазвенел телефон.
— Ответь, — сказала Леся, с трудом отрываясь от требовательных губ. — Вдруг Маня.
— Не буду. Спит уже Маня, время позднее.