Пусть это вас не беспокоит

Мы поднимаемся с Малленом на холм. Я показываю инспектору кран, конвейер для удаления грунта. Он смотрит вниз, потом вдаль, туда, где исчезает линия конвейера. На мгновение мне кажется, что сейчас он сам спрыгнет вниз, на медленно проплывающие мимо кучи глины, желая лично повторить путь пропавшего груза.

Я возвращаюсь к машине, он остается, что-то изучая и рассматривая. Я задираю голову.

— Я хочу домой, — говорю я. — Дон, мы заберем твою машину. Потом поднимете нашу на дорогу, проследи, как тут будут идти дела.

Дон не возражает, он вообще никогда не возражает против работы. Ему слишком хорошо за нее платят.

Франсуаз изящно соскальзывает с капота. В этом нет необходимости, но я подаю ей обе руки, чтобы помочь. Я делаю это в пику инспектору. Ее длинные изящные пальцы стали влажными. Я начинаю взбираться вверх по откосу. Сзади меня нагоняет Маллен.

— Вы не можете уехать, — говорит он. — Именно сейчас мы его поймаем.

— Перекрыто только одиннадцать дорог из восемнадцати, — флегматично бросает Дон Мартин. — Грузовики ехали по шести, и мы еще не знаем, по каким именно.

— Теперь посты стоят на всех выездах с этой чертовой стройки, — возражает Маллен, но он сам прекрасно понимает, что все это бессмысленно.

Я устал, мне хочется сесть и несколько минут посидеть молча. А Маллен все продолжает и продолжает говорить:

— Я не понимаю вашего отношения к происходящему, Амбрустер. Этот человек скрылся, он может уйти от нас и увезти все то, что вы ему передали. Если бы вы рассказали мне все…

Старая песня. Я не в силах ничего ему объяснить, я и не собираюсь. Я-то знаю, что необходимо сейчас делать.

Ничего.

— Продолжайте розыск по всему городу, — говорю я, чтобы хоть что-то сказать Маллену.

Мне не хочется еще больше расстраивать инспектора.

— Аэропорты, набережная, не мне вас учить. Еще увидимся.

Я закрываю дверцу, Дон отходит от машины. Пусть теперь ведет Френки.

Она садится на сиденье рядом со мной, я начинаю ерзать по сиденью. Маллен меня раздражает.

— Что ты собираешься делать сейчас? — осторожно спрашивает она.

Машина трогается с места, разворачивается. Долговязая фигура инспектора и плотная высокая Дона Мартина остаются позади.

— Я приму ванну, — отвечаю я. — Советую и тебе. А то моя красавица совсем запылилась.

Она смотрит на меня с подозрением, не зная, как понимать мои слова. Уж не стану ли я ругать ее за прежнюю самоуверенность?

— Я дал Маллену тридцать-сорок минут, чтобы найти пустой грузовик, — говорю я.

Мне нравится медленно произносить слова, смежив веки, и никуда не глядя.

— Доктору Бано я дам час. После этого мы покончим с этой историей раз и навсегда.

Все-таки я не удерживаюсь, чтобы приоткрыть глаза и посмотреть на реакцию Франсуаз. Она удивлена, и это доставляет мне удовольствие.

— И как ты собираешься это провернуть? — спрашивает она.

Провернуть. Какой лексикон. А ведь именно Френки всегда упрекает меня в том, что я не люблю читать классические книги.

Я устраиваюсь поудобнее и поясняю.

— Всего лишь сделаю несколько звонков. Сперва Уесли Рендаллу. Потом мистеру Медисону. Под конец поболтаю немного с Аделлой Сью. Этого будет достаточно.

— Ты уверен?

Франсуаз не любит Аделлу Сью. Я не собираюсь отвечать ей. Несколько часов назад я был уверен, что нас ждет неудача. Так и произошло. Теперь я твердо знаю, что нахожусь на верном пути.

Это очевидно, и расскажи я все Франсуаз, она тоже была бы уверена в успехе.

Но если раскрывать перед девушкой все карты, она не будет тобой восхищаться.

18

Мягкое, удобное кресло, я смотрю на часы. Я уже сделал все, что было необходимо сделать, и теперь некуда спешить. Приятно ощущать свежесть чистой рубашки, а также то, что в воздухе не носятся мелкие частички пыли.

Я донельзя доволен собой, и это вызывает возмущение у всех, кто меня окружает.

В самом деле, отчего такая самоуверенность? Почему я расселся здесь, в своем кабинете, и делаю задумчивый вид — именно вид, поскольку в моей голове нет ни одной, сколь бы то ни было стоящей мысли.

Разве менее часа назад я не провалил одно из самых важных поручений, которые когда-либо получал? Разве человек, уже убивший несколько ни в чем не повинных людей, не продолжает разгуливать на свободе? Разве священные реликвии, веками бывшие достоянием древней императорской династии, не попали в чужие руки и разве шансы вернуть их не уменьшаются с каждой минутой?

Разве не должен я сейчас, высунув от усердия длинный розовый, как у муравьеда, язык, бегать по всему Лос-Анджелесу, расспрашивая на каждом углу торговцев арахисом и жареной картошкой? Почему я не сижу на телефоне, обзванивая своих многочисленных информаторов?

Проклятье, почему я вообще ничего не делаю?

Эти и многие другие вопросы, — которые, впрочем, не отличались ни оригинальностью, ни разнообразием, — не преминули обрушить на меня как мой неизбывный клиент Джейсон Картер, так и совсем обезумевший от бремени свалившейся на него ответственности инспектор Маллен.