Пусть это вас не беспокоит

— Кто бы сомневался, — буркнул Маллен, и по его тону было ясно, что он не доверил бы людям Дона Мартина сторожить статую Свободы — через пару часов они все равно доложили бы, что ей удалось уйти от хвоста.

— Однако, Амбрустер, — инспектор, видимо, решил отложить линчевание Рендалла и вновь придвинулся ко мне. — Надеюсь, во время тщательного изучения карты вы не просмотрели, что к каналу, по которому доктор Бано должен отправиться в свое последнее плавание на яхте Элко, примерно на равном расстоянии от виллы толстяка и этого домика подходит небольшая дорога. Если ваш человек заметит что-нибудь подозрительное, он просто сойдет на берег и вновь исчезнет в городе.

— Этого не случится, — пожал я плечами. — Разве что вы распугаете всех вокруг с помощью своих мигалок. И так было слишком много шума с вашим появлением, Маллен. Кроме того, за тем местом тоже наблюдают.

— Уж слишком красиво у вас все получается, — хмыкнул инспектор. — А ведь по сути вы остались в том же положении, в каком были с утра — драгоценности у вас, но преступник на свободе, и ничто не помешает ему вновь скрыться.

— Здесь вы не правы, инспектор, — велеречиво ответил я. — Теперь, когда Бано взял в заложники Стивена Элко, его руки связаны. Толстяк подобен тому русскому медведю из пословицы, который не пускает поймавшего его охотника. Первоначально, пока доктор полностью контролировал ситуацию, взять Элко в заложники было хорошей идеей. Но теперь, — я развел руками. — Не сможет же он просто так сказать: «Все, ребята, мы тут весело провели время, а теперь я ухожу». Он же просто получит пулю в спину. Но и пристрелить Элко до тех пор, как дело не будет сделано, он тоже не осмелится — к кому еще он сможет обратиться впоследствии. Так что наш друг обхитрил самого себя.

— Я, кажется, знаю еще пару людей, с которыми произошло то же самое, — задумчиво произнес Маллен, и было ясно, кого именно он имеет в виду. — Я поставил у этой дороги пару снайперов на всякий случай. Не волнуйтесь, их никто не заметит, пока уже не будет поздно… А пока ответьте мне, каким образом вы собираетесь извлечь из одной шляпы одновременно двух кроликов, да еще так, чтобы ни одному из них нельзя было привесить на мохнатые уши обвинение в убийстве.

Я устало пожал плечами. Долгие разлагольствования с Малленом никак не входили в мои планы.

— Я просто представлю вам настоящего убийцу Мериен Шелл, — ответил я. — И предложу доказательства и свидетелей.

29

Роберт Фердинанд Картер взирал на своих потомков с горделивой печалью. Его холодные синие глаза, подобные двум кусочкам замороженного времени, наполовину скрывались под густыми бровями. Они были темно-красного цвета, как у пиратов на старинных портретах.

— Вот как случилось, — произнес Джейсон Картер, — что я взял на себя ответственность сберечь для потомков бесценные сокровища этого народа.

Каждое слово старый банкир старался произнести как можно более отчетливо — это выходило у него бессознательно. Возможно, потому, что, углубляясь в шлифовку произносимых фраз, он старался скрыться от реакции на них своих детей.

— Чужого для меня народа, — добавил он.

О каких потомках говорил старый банкир? О тех ли, что сейчас выращивали рис и строили здания в индустриально-обновленных городах маленькой страны в Юго-Восточной Азии, которая в один трагичный для нее день решила порвать с многовековой традицией императорского правления. Если речь шла о них, то Картер лгал — все его усилия были направлены именно на то, чтобы лишить этих людей памятников священного прошлого.

Возможно, он говорил о тех, кто покинул свою страну. О двух-трех десятках обедневших аристократов, бежавших от набирающего силу восстания в те дни, когда у них еще оставались шансы это сделать. Те, кто оказался слишком привязан к местам, где родился, вырос и возмужал — были расстреляны на центральных площадях, а их имущество национализировано. Оставшиеся вели жалкое иждивенческое существование — кто в Париже, кто в Лондоне, а кто-то в Сан-Франциско. Время от времени — очень редко — какая-нибудь организация, выступающая за восстановление императорского режима в далекой маленькой стране, проводила сбор пожертвований для лишенных родины аристократов. Подобным, как правило, деятельность таких организаций и ограничивалась.

Нужны ли были этим людям древние реликвии? Разве только, чтобы продать и постараться прожить оставшиеся им дни без тягот и лишений.

Возможно, Джейсон Картер говорил о грядущих поколениях, которым еще суждено увидеть свет много десятилетий спустя — но кто может поручиться, что древние полудрагоценные безделушки, чья стоимость была огромна лишь постольку, поскольку кто-то еще боготворил великого учителя Тханьхоа — что этот археологический хлам будет еще нужен людям, воспитанным в духе новых ценностей и идеалов.

Тогда о ком же говорил Джейсон Картер? Неужели он лгал?

Да, лгал, и делал это слишком часто, чтобы теперь, умудренный опытом и многочисленными ошибками, мог хотя бы приблизительно отличать в своих словах правду от вымысла.