Пусть идет снег

Я подошла к кассе, и Натан Кругл поднял глаза, продолжая жевать. Его глаза расширились, а потом сузились. Он сглотнул и отложил свой сэндвич с арахисовым маслом.

— А, привет, Адди, — презрительно сказал он, совсем как Джерри Сайнфелд, приветствующий своего заклятого врага Ньюмана.[14]

Нет. Стойте. Так получается, что Ньюман — это я, а я совсем не Ньюман. Это Натан был Ньюманом. Только тощим, прыщавым Ньюманом, носившим застиранные футболки с цитатами из «Звездного пути». Сегодня на его футболке было написано: «Ты умрешь от удушья в ледяных глубинах космоса».

— Привет, Натан, — ответила я.

Я сняла капюшон; Натан хмыкнул, увидев мои волосы, и сказал:

— Отличная стрижка.

Я хотела было ответить, но сдержалась.

— Пришла забрать кое-что для подруги, — сказала я. — Для Теган. Ты знаешь Теган.

Я подумала, что, упомянув милашку Теган, отвлеку Натана от его вендетты.

Но не отвлекла.

— Да, знаю, — сказал он, и его глаза заблестели. — Мы учимся в одной школе. В одной маленькой школе. В такой маленькой школе трудно кого-то игнорировать, правда?

Я простонала. Ну вот, опять двадцать пять, будто мы четыре года не разговаривали и не обсуждали тот прискорбный случай. А мы его обсуждали. Много раз. Но обсуждение, видимо, было односторонним.

— Но постой, — продолжал он роботоподобным голосом плохого диктора новостей. — Ты сумела кое-кого проигнорировать в такой маленькой школе!

— Это было в седьмом классе, — произнесла я сквозь стиснутые зубы. — Много-много лет назад.

— Ты вообще знаешь, кто такой триббл? — спросил он.

— Да, Натан, ты…

— Триббл — безобидное существо с планеты Йота Джеминорум Четыре, жаждущее любви.

— Я думала, планета называлась Джеми-бла-бла Пять.

— И не так уж давно это было. — Натан выгнул брови дугой, желая подчеркнуть свои слова. — Я был настоящим трибблом.

Я прислонилась к полке с собачьим кормом:

— Ты вовсе не был трибблом, Натан.

— И как клингонская воительница…

— Не называй меня так. Ты же знаешь, меня это бесит.

— …ты уничтожила меня.

Натан заметил, куда упирается мой локоть, и раздул ноздри.

— Эй, — сказал он, возмущенно щелкая пальцами, — не трогай собачий корм!

Я резко выпрямилась:

— Извини. И прости, что сделала тебе больно четыре года назад. Но это очень важно. Ты меня слушаешь?

— В масштабах Галактики четыре года — это всего лишь наносекунда.

Я вздохнула:

— Я не получала никакой записки! Честное слово, в глаза ее не видела!

— Ну конечно, конечно. Только знаешь, что я думаю? Я думаю, что ты ее прочитала, вышвырнула и тут же о ней забыла, потому что чувства других людей не имеют значения, правда?

— Это неправда. Слушай, может мы просто…

— Напомнить ее содержимое?

— Не надо.

Он всмотрелся вдаль:

— Цитирую: «Дорогая Адди, ты будешь моей девушкой? Ответь мне по телефону».

— Я не получала никакой записки, Натан.

— Даже если ты не хотела быть моей девушкой, могла бы и позвонить.

— Я бы позвонила! Но я не получала никакой записки!

— Сердце семиклассника так хрупко, — трагическим тоном произнес он.

Мне хотелось потянуться к полке с аккуратно расставленными пакетами собачьих галет, схватить один из них и швырнуть в Натана.

— Ну, хорошо, — сказала я. — Допустим, что я получила записку — а я ее не получала, — но неужели ты не можешь об этом забыть? Люди взрослеют. Люди меняются.

— Да ладно! — холодно произнес он и посмотрел на меня так, будто я хуже жука навозного. Это напомнило мне о том, что они с Джебом дружили. — Такие люди, как ты, не меняются.

Я молчала. Ну почему, почему даже он накидывается на меня, точно так же, как и все остальные люди на Земле?

— Но… — Мой голос задрожал. Я попробовала снова, но он дрожал, несмотря на все мои усилия. — Но разве не видно, что я стараюсь?

Последовала долгая пауза, и Натан первый опустил глаза.

— Я пришла забрать поросенка Теган, — сказала я. — Отдай мне его, пожалуйста.

Натан нахмурил брови:

— Какого поросенка?

— Поросенка, которого к вам принесли вчера вечером. — Я пыталась понять, о чем говорило выражение его лица. — Малюсенького. С запиской «Не продавать никому, кроме Теган Шепард».

— Мы не «продаем» животных, — сказал он. — Мы отдаем их на усыновление. И никакой записки не было, только чек.

— Но у вас был поросенок?

— Ну, да.

— Такой маленький-маленький?

— Наверное.

— Ну, на его переноске должна быть записка, но это не важно. Просто отдай его мне, пожалуйста.

Натан замешкался.

— Господи, Натан. — Я представила Гавриила в одиночестве холодной ночью. — Только не говори, что он умер.

— Что?! Нет.

— Тогда где он?

Натан молчал.

— Натан, послушай, — продолжала я. — Это нужно не мне. Это нужно Теган. Ты правда хочешь, чтобы ей было плохо только потому, что ты зол на меня?

— Его усыновили, — пробормотал он.

— Прости, что?

— Поросенка усыновила какая-то старушка. Она пришла полчаса назад и выложила две сотни долларов. Откуда мне было знать, что его нельзя продавать, то есть усыновлять?

— Из записки, идиот!

— Я не получал никакой записки!

Мы одновременно поняли, в каком дурацком положении оказались, и уставились друг на друга.

— Я не вру, — сказал он.