Теперь Даер посмотрел ей в глаза и расхохотался.
— Я знаю, я пьяна, — сказала она. — Но еще я знаю, о чем говорю. Я вижу, вы собираетесь еще сильнее посмеяться над другой вещью, которую я вам скажу.
Даер бросил озабоченный взгляд за плечо на Хадижу и Тами.
Голос Дейзи вдруг стал резковатым:
— Ой, хватит выкручивать себе шею. Он не сбежит с вашей подружкой.
Даер быстро повернулся к ней опять и посмотрел на нее, чуть приоткрыв рот от удивления.
— Что?
Она рассмеялась:
— Что вас так удивляет? Я вам говорила, здесь все всё знают. Зачем, по-вашему, мне в спальне хороший цейссовский полевой бинокль? Вы не думали, что у меня такое есть? А вот есть, и сегодня я им пользовалась. Из одного угла комнаты просматривается небольшой отрезок берега. Но я не это хотела вам сказать, — продолжала она, а Даер, стараясь представить себе, какие именно инциденты его похода она могла видеть, почувствовал, что его лицо заливает жаром. «Вот бы дать ей по этой наглой роже», — подумал он, но она уловила невысказанную фразу. — Вы на меня сердитесь, милый, правда? — (Он ничего не ответил.) — Я вас не виню. Это низкий поступок, но я сейчас за него оправдаюсь, дав вам один
От него, похоже, настроение у Даера улучшилось, поскольку он хмыкнул, взял ее за руку и медленно погладил пальцы; она не попыталась отнять руку.
— По крайней мере, — продолжала она, — я это слышала из двух разных источников, и ни тому ни другому у меня нет оснований не доверять. Разумеется, это вполне достойный способ зарабатывать на жизнь, и у нас всех тут есть свои агенты, а я осмелюсь сказать, она даже не особо умела, но вот поди ж ты. Поэтому вот два моих маленьких предупреждения на сегодняшний вечер, мой дорогой юноша, и можете им внять или отказаться от них, как пожелаете. — Она убрала руку пригладить себе волосы. — Мне следовало вам на самом деле сказать. Но если вы на меня сошлетесь, я буду отрицать, что вообще рот открывала.
— Могу поспорить, что будете. То же относится и к номеру в Марракеше, верно?
Она зажала кончик одного его пальца между своими большим и указательным, крепко сжала его и мгновенье смотрела на него серьезно, а потом сказала:
— Полагаю, вы считаете, что это безнравственно.
Общество редело; люди уходили теперь группами. Абдельмалек и Хассан Бейдауи стояли по сторонам дверей, кланяясь и улыбаясь. Осталось не больше десятка гостей, включая Холлэндов, которые в кипе пластинок отыскали свинговую и теперь очень серьезно танцевали джиттербаг, одни. Один из двух марокканских господ стоял, наблюдая за ними, с выражением удовлетворения на лице, как будто наконец увидел то, зачем сюда пришел.
Тами и Хадижа по-прежнему разговаривали, но всех важных пунктов в беседе уже коснулись — с тем результатом, что Тами теперь подозревал: деньги ему на лодку, вполне вероятно, может пожертвовать Юнис Гуд. Многие представители нижних слоев общества в Танжере, естественно, прекрасно знали, кто такая Хадижа, но контактов между тем миром обносков, коньяка за пять песет и кафе, чьи посетители сидели на циновках, куря
— Ты ничего не скажешь? — встревоженно прошептала она.
— Мы друзья. Больше чем друзья, — заверил ее он, не отводя взгляда от ее глаз. — Как брат с сестрой. И мусульмане, оба. Как я могу предать свою сестру?
Ее это удовлетворило. Но он еще не закончил.
— А сегодня вечером ты что делаешь?
Она знала, что это означает. Если этому суждено быть, ничего не поделаешь, и сегодняшний вечер — самое вероятное время, раз Юнис в таком состоянии. Хадижа бросила взгляд на массивное тело, простертое в кресле.