Пусть люди вымрут! (СИ)

Плохо стало не только портовым служащим, шлюхам да заводчикам трактиров, теряющим барыш. Исхудало и ремесло не менее древнее. Себастьян не без оснований считал, что еще месяц-два такой непрухи, и отчалит он с каким-нибудь случайным капитаном подальше отсюда. Ибо никакой мочи уж нету теребить пустые кошели гулящей публики. Портовым щипачам, уж на что, казалось бы, обеспеченной публике, а и то пришлось подтянуть пояса. Поди наворуй, если гостей в порту неделями не бывает, а местные мало того что сами почитай нищие, так и по вечерам из дома носа не высунут?

- Себ, а Себ! Айда сюда, разговор есть!

Заглавный их ячейки, длиннющий Николя призывно махал рукой, заприметив Себастьяна на пустой пристани. Этому хлыщу еще кое-как живется, он с квартальной шпаной в отношениях. Бывает, берут на квартирные дела с собой. Рядовым портовым щипачам в городе лучше не появляться — прибьют. Марсельские и раньше территории блюли денно и нощно, а по сей поре и вовсе никого из чужих на свое «пастбище» не пускают.

- Че надо? - отозвался Себастьян. - Не нагулялся я еще.

Не нагулялся — это значит пустой еще, без барыша. Авось отцепится заглавный. Противная харя у этого дылды, лишний раз смотреть тошно. А переть супротив Николя — верный конец. Он хоть и тощий и длинный, а ручищи что гири. Говорят, однажды кому-то из квартальных в сходке череп с одного удара проломил. Голым-то кулаком!

- Иди, сказал тебе! - прикрикнул Николя. - Дело есть.

Ну, раз дело — значит дело. Поди что-то придумалось в голове у галла. Она у него даром что чуть больше пары кулаков, но соображалистая. Да и связи у него по всему городу, не то что у Себастьяна с его-то чужачеством.

Себастьян никогда не смущался оливкового цвета кожи и римского профиля (впрочем, профиль ему Николя вскорости после встречи поправил так, что горделивый изгиб носа превратился в форменный кукиш между глаз — то первая школа была: «не прячь деньгу от батьки»). Но сейчас, когда вся шпана наперечет, ему со своей южной харей вообще никто из местных доверия не дает. Николя проще — чистый южнофранк. «Своих» у него в городе хватает.

Подойдя к ошвартованной старой лохани, служившей заглавному домом и, как это по-местному, локаль афери, то бишь деловым местом, Себастьян заглянул в круглое окно лодки — кто еще собрался-то? Оказалось, что внутри уже почти вся ячейка. Даже мавританец Сол пожаловал, хотя обычно на сходки не приглашают, уж больно малограмотен да молчалив.

- Да чтоб тебя, Себ, а ну внутрь, живо! - прикрикнул заглавный с палубы, увидев, что Себастьян таращится через окно.

Пришлось повиноваться. Хотя с большей охотой Себастьян посидел бы где-нибудь в доках. Уж больно качку он не любит, никакую. Даже в штиль, и даже у причала.

В кубрике по зрелому рассмотрению собрались, кроме Николя и самого Себастьяна, все четверо остальных. Черный Сол, близнецы Жиль и Ришар и даже Лез. Вот уж кого не ожидал так не ожидал!

Лези у Николя заместо любовницы, ударной силы и дополнительной головы одновременно. Девка страшна как грех Господень (одни только раскосые глаза чего стоят, а уж стрижка под мальчика и вовсе фффу!), но любого из ячейки за секунду наземь опрокинет, а еще башковита как никто. Даже сам Николя любой ее совет внимательно слушает, и перебивать боится. И вообще, они с заглавным все больше наедине шушукаются. Себастьян впервые видел, чтобы Лези участвовала в сходке.

- Ну, все в сборе, - удовлетворительно сказал заглавный, глядя в кубрик с палубы. - Сейчас еще кое-кто пожалует, и начнем. Дело вижу.

Если Николя говорит «дело вижу» - значит действительно нажива плывет. На что заглавный противный тип, но в хватке ему не откажешь. Да и Лези, вот, улыбается. Значит, уже все промеж собой обговорили, и таки в самом деле скоро барыш пойдет. Это хорошо. Пожалуй, с хорошей работы можно и еще полгодика здесь покантоваться, не бросать все нажитое… Впрочем, нажил-то Себастьян всего ничего, аж поминать смешно. Но все одно, прирос он, что ли, к этому городу. Хорошо ему здесь. Не телом и мошной, а душонкой своей вольной хорошо. Но то, что в родном Неаполе.

Через пару минут заглавный спустился в кубрик, и действительно не один. Пожаловал с ним человечек — на деле человечище. Кулем ввалился всей тушей в кубрик, аж лохань на воде качнулась. А уж как лицом повернулся… Себастьян стиснул зубы. Рустам-бабочка собственной персоной!