Пусть люди вымрут!

Своеобразные отношения с Гизой он никогда не воспринимал всерьез. Ну право, что за пара — чудовище на семь восьмых машина и красивая, хрупкая и смертоносная девушка-убийца. Он никогда не верил, что сильнее всего их связывает присутствие другого рядом. А вон оно как…

Вампир присел рядом.

− Хочешь историю о крудах? Помнится, тебя очень интересовало прошлое нашего рода.

Флавий не ответил. Лишь запрокинул голову и посмотрел в потолок. Потолок как потолок. Ничего интересного. Но почему-то разглядывать трещины в камне для Флавия сейчас было самым важным делом в жизни.

− Однажды один молодой, очень молодой круд, у которого ну решительно все не клеилось в жизни, убедил себя в том, что все зло в мире от людей, − начал Мариус. − Эти тупые теплокровные твари, обозленные на вполне естественное желание крудов получать кровь, погожим ясным днем устроили целый поход на деревню Общины (как они ее обнаружили — неизвестно), и только чудом наш молодой герой остался в живых. Но потерял всю свою родню.

В то же самое время одна безумно одинокая девушка-человек думала «об этих тварях-кровососах», наверное, даже с большей ненавистью, чем наш друг «об этих нерассуждающих убийцах». Девушка думала сразу о двух крудах. Это была пара влюбленных вампиров, тоже молодых, полных сил и энергии. В порыве любовного экстаза они выследили и «осушили» до смерти немолодую семейную чету — это были отец и мать девушки.

− Рассказывать дальше?

Вампир посмотрел на Флавия. Тот продолжал разглядывать потолок.

− Да. Мне интересно, что ты сделал с этой девушкой.

− Я был с ней, пока она не состарилась и не умерла. А потом я сорок шесть лет носил ей цветы на могилу, − улыбнулся вампир. − Я старше, чем кажусь, Флавий.

− А что случилось на сорок седьмой год?

− Прошедшей осенью погост разорили. Не со зла, нет… Просто деревню по бревнышку раскатали римляне, когда выкуривали оттуда мятежников. Некуда теперь носить цветы…

Флавий молчал несколько минут, потом спросил:

− И где мораль?

− Ты ее сам найдешь. Я в тебя верю.

Вампир поднялся и подал руку человеку.

− Пойдем. На улице день, мы будем слабы и подавлены светом дневного светила. Но очень, очень злы. Так ведь?

Флавий посмотрел снизу вверх на Мариуса. Обманчивая моложавая, беззащитная и лучащаяся счастьем подростка внешность маской лежала на лице круда. Хорошо пригнанной, почти неотличимой от настоящего лица, но маской.

Тут Флавий и понял мораль рассказа. Даже две.

Первая − со смертью ближнего любовь к нему кончаться не должна. Она уйдет, затаится, переместится в область воспоминаний, но останется.

Вторая − как бы тебе не было больно, другие этого видеть не должны. Пожалуй, с одной оговоркой: другие — это все, кроме друзей.

Римлянин схватился за руку нового друга, и тот одним движением поднял семиталантное тело.

− Да. Мы будем очень злы, − согласился Флавий и вышел из камеры пыток вслед за очень, очень старым, несчастным, но вечно молодым и счастливым крудом по имени Мариус Рыдой.

Глава 9. Изменение

Очнулась она глубокой ночью. Во всяком случае, Гиза подозревала, что на дворе ночь — очень темно и удивительно тихо, только изредка тут и там слышалось лошадиное пофыркивание.

Девушка подождала, пока глаза привыкнут к темноте, и осмотрелась вокруг. Кто-то принес и бросил ее на конюшне, прямо в отгороди для пары гнедых. Гиза лежала между ними, лошадки терпеливо сносили гостью, аккуратно переступая копытами и стараясь не задеть человека.

Как странно, − подумала арабеска. − Последнее, что я помню — это лучащиеся голубым светом глаза Флавия. Он держал меня за руку и бормотал какую-то чушь о том, что все будет хорошо.

Собственно, и было тогда ой как хорошо. Боль постепенно уходила, вместе с шумом, светом и прочими признаками бытия.

Стоп!

Гиза рывком вскочила на ноги. Лошади испуганно шарахнулись от человека, стукнули боками об отгороди. В соседней клети раздалось недовольное ржание коника — тот ругался на шумных соседей.

Девушка отлично помнила последний бой. Эта серая, невозмутимая фигура, не реагирующая на раны, все же добралась до Гизы, пырнув кинжалом в грудь. Удар очень силен, арабеска видела, как лезвие проникло в тело почти до рукояти. Потом противник профессиональным движением провернул и выдернул клинок.

А потом Гиза пятилась назад, бессильно отмахиваясь мечом от наседающего врага. Боль накатывалась, подавляла, уничтожала… стало трудно, почти невозможно дышать. Затем, вроде бы, на тварь насели Флавий с вампиром, заставили обернуться к себе и…

Дальше девушка ничего не помнила. Только те последние моменты, когда было удивительно тепло и не больно, а Рэм держал ее за окровавленную ладонь и уверял, что все будет хорошо. Через плечо Гиза увидела старика в дверном проеме, тот явно замышлял недоброе…

И все. Потом — пробуждение в конюшне, лошади, темнота, тишина.