Пусть люди вымрут!

Арбалеты тренькнули в строгом соответствии с ожиданиями Флавия. Последнее, что он видел — это яростный оскал круда, уворачивающегося от стрел. Потом бронированный череп нгулу пробил арбалетный болт, и бездыханное тело Флавия упало на пол.

Арабеска получила свое еще раньше, ее тело лежало рядом. С вампиром возни было больше, он ни в какую не хотел умирать, словив аж четыре болта. Ситуацию в прямом смысле слова разрубил ворвавшийся в кабинет из коридора десятник. Ухнула тяжелая алебарда, и разваленное на две части тело вампира, наконец, успокоилось.

* * *

− Мы что-то делаем не так, − обессилено констатировала арабеска, присаживаясь на незримый пол в окружающей их темно-серой пустоте. Флавий присел рядом, а Гиза добавила:

— Похоже, Вождь не расположен к разговору.

Флавий только хмыкнул. Может быть, к беседе-то глава ордена и готов, но вот беседа эта все время развивается в каком-то очень неправильном направлении. И присутствуй они с арабеской при этих беседах по-настоящему, а не мысленно, они бы уже двенадцать раз были мертвы. И присутствие ненастоящего Мариуса тут не причем — даже когда фантазия арабески оставляла сей персонаж в стороне, все равно ничего не менялось. Сцена с Вождем неминуемо перетекала в гибель для собеседников. И самое безумное в этом то, что Флавий отчетливо помнил все свои предсмертные ощущения. Судя по мрачному виду подруги, Гиза тоже. Даже сейчас, через час после очередной попытки, девушка то и дело невольно хваталась за грудь — туда суровые арбалетные болты били чаще всего.

− Миландра сказала, что Вождь к нам предрасположен…, − заикнулся Флавий.

− Вот пусть сама и дохнет за него!

Флавий прикрыл глаза и снова попытался понять, где они постоянно делают одну и ту же ошибку.

Дело было не в противостоянии. Гиза и Флавий испробовали несколько тактик: от решительного противления воле главы ордена до подобострастного смиренного служения. Любые доводы разума превращались в фарс. Любое лизоблюдство — в ярость. Итог один — их смерть в течение суток.

Может ли быть так, что вместо Вождя с ними сейчас общается Червь? На эту тему они с арабеской тоже думали. Скорее всего, это именно так. Но даже признавая такую возможность, они понятия не имели, как противостоять злобному паразиту, присосавшемуся к разуму Вождя.

− Есть еще одна идея, − подала голос арабеска. — Если она не сработает, я уже совсем не знаю что делать.

Флавий повернулся к девушке. Гиза устало моргнула, потерла веки пальцами и, придвинувшись поближе, полушепотом, как будто их кто-нибудь мог подслушать, накидала план очередной вылазки в сознание Вождя. Флавий присвистнул — да, такого они еще не пробовали. И более того, он даже не понимал, возможно ли это в рамках умений, предоставленных им Миландрой.

Единственным напутственным подарком от демоницы было именно умение стучаться в разум Вождя из социококона — клубка сплетенных в единый хаотический беспорядок не рожденных миров. Тела Гизы и Флавия по-прежнему пребывали на окраине поляны, под которую провалился Странствующий замок, и там не прошло и единого мига времени. А вот сознания обоих Успокоителей получили власть над временем и пространством. Хотя правильнее было бы сказать, что это время и пространство потеряло власть над ними.

− Ну что, попробуем? — прищурилась арабеска.

− Пробуем, − согласился римлянин. — В конце концов, это твоя идея, и у тебя довольно богатый опыт подобного рода… кхм… действий.

− А что толку… ты знаешь, чем этот опыт для меня закончился!

− Гиза!

Арабеска выдохнула и прикрыла глаза ладонями.

− Я все помню, Флавий. Я обещаю тебе, я заставлю себе это забыть. Это трудно, но я заставлю!

Флавий обнял девушку и поцеловал в покрывшийся испариной лоб. Даже здесь, в социококоне, Гиза не могла забыть предательства Вождя — и воспоминание об этом, словно подкачиваемое какой-то силой, разъедало ее память, вызывало ярость и страх одновременно. Подземная демоница знала, что говорила, напутствуя арабеску — если хочешь достучаться до сердца и души человека, которые сейчас страдают от зубов Червя, ты должен чувствовать и видеть это сердце и душу. И знать, что они живые, а значит — могут ошибаться. Даже если ошибки в прошлом. Даже если ты заплатила за них немалую цену.

− Я заставлю… нет, не забыть, − шепнула Гиза. — Заставлю понять и простить.

Если крепость неприступна — осади ее и замори голодом.

Если крепость сопротивляется осаде — воспользуйся приемом, красочно описанным в бессмертной Иллиаде. Сделай с врагом то, что греки сделали с троянцами.