пусть меня осудят 2

— Да как вы так… Почему вы мне так? Я же… я его…, - захлебываясь слезами, уже не сдерживаясь, потому что держаться сил не осталось.

— По праву старшего и более опытного. Мне можно. Я не оскорбить хочу, а мозги вправить. Со стороны оно виднее. Ты жди его, девочка, а когда вернется, не отпускай никуда. Нельзя свою судьбу отпускать. Она не сама строится — мы ее строим. Слёзы утри и в руки себя возьми. Такому, как Руслан, сильная женщина рядом нужна, а не тряпка, ноющая по поводу и без повода. Иди умойся и жди вместе со мной. Думаешь, мне не херово? Там сыновья мои. Ради твоих детей под пулями бегают.

Нет, я не считала, что он меня оскорбил… у меня вдруг как пелена с глаз упала. Словно.

Савелий мне их протер, как мутное и грязное стекло после дождя или урагана.

Вся картинка выстроилась еще раз и именно сейчас вдруг стала настоящей. Нет, не стало менее больно. Заболело еще сильнее. Когда прозреваешь и правда бьет и режет на куски по тем же ранам, которые набила, сшибая углы, пока шла в темноте какой-то иной реальности.

Я смотрела на Савелия и уже не вытирала слезы, они бежали из глаз, а я смотрела и не моргала. Руслан отрезал меня от себя ржавыми ножницами, кромсая себя самого, чтобы мне не так досталось. Спектакль, где один актер сыграл для всего лишь одного зрителя и сыграл гениально — зритель поверил и даже не заметил фальшь. Как и не заметил, на каком этапе актер начал истекать кровью и умирать, потому это была первая и последняя роль для него.

Я не заметила. Я была слишком зациклена на себе, чтобы понять этот сюжет. Я таки закричала. Не поняла, как и что именно, только голос свой услышала и это невыносимое «почему?» в конце.

— Вот, теперь прозрела. Теперь я вижу взгляд зрячей. Смотришь моими глазами? Видишь, почему именно так, а не иначе?

— Он мог мне сказать. Господи. Почему нельзя было сказать? Почему все так? С мясом, наизнанку…

— Потому что мужчины обычно не говорят, а действуют. Это я много разговариваю, так как действовать уже не могу, а то бегал бы с ними бок о бок, а не с тобой о смысле жизни и любви беседовал.

Я без спроса взяла сигарету из пачки Ворона и закурила, с трудом удерживая в дрожащих пальцах зажигалку.

— Ты не трясись так. Все у них получится, и не в таких переделках бывали. Скоро приедут.

Не долго ждать осталось. Потом будем решать, что дальше делать. Ты пока подумай сама.

Побудь наедине с собой. А я к себе поеду, выпью коньяка. Что-то самого потряхивает.

— Не уходите. Пожалуйста.

Взмолилась я, стараясь поймать его взгляд, но Ворон упорно смотрел в окно. Мне хотелось, чтобы он говорил и говорил. Словно снова собирая меня по кусочкам в целостную картину, в человека, заставляя дышать пусть и с болью от каждого вздоха, но дышать, а не задыхаться.

— Чтоб ты увидела, как мне самому страшно? Всегда страшно, когда они под пули идут или под ножи кидаются. Понимаю, что и сам таким был и что по-иному не получится, только внутри все на части разрывается, пока не возвращаются оба целые и живые.

Зазвонил сотовый Савелия, и мы оба вздрогнули. Он тут же ответил, а я руки сжала в кулаки.

— Как менты? Откуда на хрен? Уходите! Не ввязывайтесь в перестрелку с ними. Просто валите. Валите, я сказал, Афган! Значит, валите сами. Потом разгребем!

Я пошатнулась, услышав эти слова, а Ворон уже закрыл крышку сотового.

— Дети с ними. Они в порядке. Попискивают, плачут. Сам слышал. Афган говорит, на них ни царапины, только испуганы сильно. Их там менты окружают. Видать, крыша у Ахмеда серьезная. Недооценили мы эту падлу.

— А Руслан? — тихо спросила я, чувствуя какое-то дикое облегчение, даже ноги стали ватными и захотелось на пол опуститься от слабости.

— Вот ведь, сука хитрая. Не думал, что он там себе связи обеспечит. А надо было думать, бля!

— Где Руслан? Он с ними? — и напряжение уже новой волной, вместе с волнением.

— Сказали, детей домой везут, наберут, как выскочат из зоны окружения. Мне интересно, кто именно эту мразь покрывает, да еще так не хило.

И я начинаю понимать, что он намеренно не отвечает, уводит разговор. Паника сокрушительной волной, по уже истрепанным нервам, по венам, по мозгам. Я не выдержала подскочила к Ворону и впившись в поручни коляски крикнула ему в лицо:

— Руслан где? Почему вы не отвечаете мне?

20 ГЛАВА

— Бешеный, не высовывайся, пока Афган не снимет тех двоих.

Руслан с такой силой сжимал ствол, что ему казалось, тот расплавится на хрен. Перевел взгляд на Макса и снова на окна. Терпение отказывало, оно просто не поддавалось контролю. Он пригнулся к земле, дрожа от напряжения. Ему казалось, что он способен сейчас сорваться с места и перестрелять всех к такой-то матери. Логика отказывала, тормоза тоже, он закончился, весь. Вместе с батарейками, зарядкой, ожиданием, выдержкой.

Контакты заклинило. Он и Макса слышал с трудом, только пальцы его почувствовал на плече цепкие. Держит, не дает вскочить на ноги и сорваться к дьяволу.