Пусть меня осудят. Книга вторая

Теперь Руслан не слышал его, он продолжал гладить холодную щеку Оксаны и чувствовал, как внутри боль пульсирует - живая и вечно голодная тварь. Она дышит и стонет вместе с каждым вздохом Оксаны. Резко привлек её к себе, пальцами в волосы зарылся, вдыхает запах, а от него еще больнее. Больнее от того что она не подвижная и твердая, ледяная. Сама, как мертвая и он внутри такой же. Шампунем пахнет. Яблочным. И тем самым вчера, которое уже никогда не вернуть. Не простит его, и он себя не простит никогда за то, что не уберег ни ее, ни детей.

Поднял на Оксану руки, сильно прижимая к себе. Такая легкая, почти невесомая. Или это внутри так тяжело, что он уже сам ничего не чувствует. Мог бы не выпускал бы из объятий вообще никогда. Так бы и стоял с ней на руках часами, днями, месяцами.

  Афган снимки собрал обратно в конверт и тихо калитку отворил, выглянул во двор и кивком головы показал идти за ним. Никто из соседей так и не вышел даже свет нигде не зажегся. Все такая же тишина и их легкие шаги, едва слышные. Руслан бросил взгляд на мертвых ребят в машине рядом с домом и задержал дыхание – смерть его преследует. По пятам идет. Дышит сука в затылок. Играет в прятки с ним. Отнимает дорогое. Только он больше никого ей не отдаст. Разве что себя самого – пусть берет и успокоится наконец. Только не сейчас. Рано пока.

Руслан с Оксаной сзади сел, попытался снова ее к себе привлечь, но она сжалась еще сильнее, как готовая взорваться пружина. Ни слова не проронила и не посмотрела на него. Глаза открыты, а кажется, что слепая потому что ничего не выражают они. Ни одной эмоции, даже не моргает почти. Руслан со щеки ее кровь пальцем вытер и руку сильнее сжал, пытаясь сплести пальцы.

 Это он во всем виноват. Во всем что сейчас происходит. Красивая любовь закончилась смертями и реками крови. Если он еще и мог все это вынести, сам смерть не раз видел, то она вряд ли оправится так быстро и безболезненно. Долго еще забыть не сможет. И как на детей посмотрит всегда вспоминать будет.

 Голос Афгана доносится сквозь пульсацию боли в висках и свист покрышек на поворотах:

- Подругу расстрелял и охрану снял. Профессионально сработал, на моте подкатил под рев мотора три выстрела. Снимки подбросил с детьми через забор и укатил. Давят суки. Поторопить хотят. Ты Фаине набери пусть к тебе едет – тут бы успокоительного внутривенно не помешало. Пацаны у тебя? Расклад поняли? Ну мы скоро – минут через двадцать будем.

Руслан снова пальцы ее погладил, согревая, но они так и оставались ледяными. Хоть бы слово сказала. Пусть бы кричала или билась в истерике, а это молчание страшнее самых страшных слов и упреков. Оно режет по сердцу и оставляет рваные раны. Между ними такая стена появилась через которую не пробиться не перелезть, и он ощущает ее физически. Оксана далеко от него настолько, что, наверное, будь она в тысячах километров, он не ощутил бы этого расстояния, так как сейчас.

- С ними все в порядке, ты слышишь? Они вернуться домой.

Ни одной эмоции на ее лице, только веки прикрыла и снова открыла. По щеке слеза скатилась. Он вытер очень медленно, наслаждаясь бархатистостью кожи и отчаяние внутри растет скачками. Когда еще к ней так прикоснется?

- Посмотри на меня. Ты мне веришь?

Как смешно прозвучал этот вопрос. Задал и понял, что ответ знает сам – не верит и никогда не поверит. Его для нее больше нет, и он сам этого хотел. И сейчас хочет…но ведь чувства никуда не делись и держать себя в руках невыносимо тяжело. Особенно сейчас, когда так нужен ей. Они бы могли пройти через это вместе. Через многое могли бы. Только бывших бандитов не бывает и просто так его из этого мира никто не отпустит…но он может отпустить ее.

- Я пока тебя в доме друга отца оставлю, а мы вернем их сегодня ночью. С ними все хорошо. Верь мне, пожалуйста.

А она вдруг повернулась неожиданно и нахмурив брови тихо сказала:

- Мне все равно, где ты меня оставишь. Лучше бы ты никогда к нам не возвращался. Лучше бы тебя не было вообще в нашей жизни. Ненавижу тебя.

Потом так же медленно отвернулась, а ему показалось, что она ему в сердце нож вогнала и прокрутила там несколько раз.  Он доже вздохнуть не смог. Сам не понял, как пальцы ее выпустил и руки в кулаки сжал, отворачиваясь к окну. Права! Тысячу раз права – так было бы лучше! Но он тогда этого не знал. Он просто, мать его, счастья хотел. Жизни хотел, как у всех, любимую женщину рядом, запах надежды, а не смерти. Верил, что все иначе будет. Да и кто его осудит за это? Он ее любит…Только тогда все же себя любил больше, себе это счастье хотел. О ней не думал. Он жадными глотками брал то, что дала жизнь и глотал взахлеб, цеплялся, выдирал у другого – потому что его она. Себе ее хотел любой ценой…только цену понял сейчас, а не тогда. Знал бы как дорого платить придется отпустил бы два года назад. Впрочем, он лжет самому себе – не отпустил бы тогда. Для осознание нужен опыт. Вот такой жуткий опыт.