Пусть не сошлось с ответом!.. Присутствие духа

Расставшись с Волей, Леонид Витальевич стал вспоминать свой разговор с Бабинцом, с которого начиналась для него решительно новая жизнь. Он вдумывался в недавний диалог, вызывая в памяти интонации Бабинца и еще раз вслушиваясь в них.

…- Я понял, - сказал Микола Львович, когда тетя Паша оставила их наедине, - что вы умеете ненавидеть врага. И вот поэтому я вам ставлю вопрос: хотите бороться с ним, причем, понятное дело, не на жизнь, а на смерть?..

- Последнее вы могли отдельно и не оговаривать, - ответил Леонид Витальевич, - Хочу. Больше того, это - единственное, чего я действительно хочу сейчас, и немедля, пока захваченная земля не обращена в безлюдную пустыню…

- Партия неистребима, - произнес Бабинец.

- Да, наверно, вы правы, - согласился Леонид Витальевич, как бы признавая, что Бабинцу это виднее. - Но что до судеб культуры… Я бы слукавил, если б сказал, что перспективы…

- И культура неистребима, - не помедлив, заверил Бабинец.

- Нет, знаете, истребима, пожалуй, - возразил Леонид Витальевич таким тоном, точно это уж было виднее ему. - Если учесть, что удалось сделать Гитлеру с немцами за не очень долгое время…

И благодарный Бабинцу за то, что с этого дня приобщается к борьбе с врагом, Леонид Витальевич поделился с ним тем, о чем не успел еще сказать даже Римме Ильиничне:

- Знаете, я имел счастье услышать по радио из Москвы…

«Ого, у старика и приемник, вот тоже кстати!» - подумал Микола Львович.

- … стихи, в которых мои чувства выражены с точностью, на которую сам я едва ли был бы способен.

Меня теперь не умиляет Гёте,
Не радуют ни Уланд и ни Тик,
В любых варьянтах сквозь немецкий стих
Мне слышится угрюмый шаг пехоты…

Он произнес это словно бы от себя, - и сетуя на себя за то, что так чувствует, и не в силах ничего с собою поделать.

- Да, пехота у них крепкая, упорная, - кашлянув, заметил Бабинец. - А все-таки главная их сила - мотомехчасти. Отсюда - маневренность. И танки, танки!..

Ему показалось, что Леонид Витальевич еще чего-то от него ждет, и он добавил:

- А пехоте этой, или, как говорят, живой силе противника, мы с вами на днях нанесем урон.

Воля лежал, прижавшись к подушке лицом, а тетя Паша утешала его. Она обещала, что со временем горе его утихнет, потом совсем пройдет, еще потом - забудется. И хотя нестерпима была боль, слова о том, что она совсем пройдет, тоже были нестерпимы. Чем, Воля не смог бы сказать…

Будто зная, что от этих ее утешений Воле не стало легче, тетя Паша, склонясь к нему, заговорила о том, что Рита была хорошая, славная, но как раз у него - это она ему по-женски может сказать - не было б с нею счастья…

- Ты не убивайся, - шептала Прасковья Фоминична возле самого его уха, - я ж все вижу, она б тебе была неверная, она знаешь была какая… Ты б о ней пекся, пылинки с нее сдувал, а она б летом на курорт с другим ездила - вот точно ж говорю! - и ты б даже не знал ничего!..

Ему захотелось оскорбить тетю Пашу, оттолкнуть так, чтоб отлетела, но вдруг по-взрослому он понял, что должно сдержаться.

Он оторвал от подушки голову, сел и сказал только:

- Нет.

И тетя Паша поняла это так: он не верит, что Рита ездила б на курорт не с ним, а с другим. И покачала головой…

Позже, как бы окликая, до Волиного плеча дотронулся Бабинец. Воля взглянул на него, и он трижды тяжело кивнул, словно подтвердил: «Худо, горько, паршиво». Потом произнес вслух:

- Ничего. Бывает хуже.

Слова эти, такие же привычные, как «Нос-то не вешай!» или «Это дело перекурим как-нибудь», внезапно заставили Волю подумать о тех, кому хуже. Еще хуже, чем ему.

Он подумал о тех, кто, потеряв близких, сам попал в гестапо. О тех, кто у ворот гетто ждал сейчас, пока вернутся пустые грузовики, которые увезут их на казнь. Почти насильно он удерживал в сознании мысль о том, что испытания, переносимые другими, мучительнее… Но чувства, что его судьба - не самая тяжелая, не возникало.

А Бабинец все глядел на него, в одно время и сочувствуя ему, и словно бы изучая его.

Под этим взглядом Воля вспомнил и проговорил:

- Леонид Витальевич просил вас сказать мне о том же… - Он помотал головой, ошибившись, и повторил сначала, слово в слово, как если б это был пароль: - Леонид Витальевич просил вас сказать мне то же, что вы сказали ему.

С замирающим сердцем он стал ждать, что за этим последует.

…Много лет назад, работая в Донбассе, Бабинец в своем отчете о беседе с иностранной делегацией написал: «…На этот вопрос с моей стороны ответа не последовало. Я тонко улыбнулся». Друзья Миколы Львовича со смехом цитировали друг другу это место из отчета. Они знали преданность Бабинца делу революции, верили ему во всем и до конца, но не верили все-таки, что он мог тонко улыбнуться…