Пусть не сошлось с ответом!.. Присутствие духа

В комнату вошла Екатерина Матвеевна. Она окинула всех троих быстрым взглядом, потом, чуть помедлив, остановила его на Маше. И тем особенным голосом, которым взрослые говорят иногда как бы между собой, а на самом деле - для детей, голосом, рассчитанным на несмышленышей, но чем-то сомнительным для их уха, предложила;

- А что, если вы, Евгений Осипович, поедете, куда вам надо, так? А мы туда тоже приедем с Волей и Машей?.. И вы там будете командовать, а мы - жить рядом! А?..

- Что ж, это можно будет, - неуклюже выговорил Гнедин, стараясь попасть ей в тон.

- Ну, порешили. - Екатерина Матвеевна погладила Машу по руке, которую та прижимала к лицу, после чего отлепила ее от мокрого Машиного глаза. - Отпускаешь пока что папу?

И Маша, смутно чувствуя, что не в ее согласии дело, что все равно придется отпустить, но слова ее зачем- то ждут, сказала:

- Да.

И сразу Гнедин встал, взялся за ручку чемодана… Екатерина Матвеевна поспешно, встревоженно и строго бросила ему:

- Присесть перед дорогой… Как же?..

Она, Воля, Маша сели рядом на кровать, Евгений Осипович опустился на чемодан.

Минута, которую затем он провел в неподвижности и молчании, не была для Гнедина пустой. Она была прощанием с людьми, сидевшими перед ним, и еще каким-то прощанием.

Он ощущал ее как рубеж.

И одновременно это была минута ясности, полной и резкой, во всем главном.

Люсю было не воскресить. Машу было не уберечь. Родину надо было, однако, защищать.

Он хотел защищать ее когда-то при помощи непробиваемых оборонительных линий, каких не знала военная история, при помощи техники, которую он видел на испытаниях и считал самой передовой в мире, управляемой командирами, не имевшими себе равных в умелости и отваге. Он верил, что врага удастся победить малой кровью.

Но пролита была уже большая кровь, каждый день она продолжала литься, и этой большой кровью нужно было суметь победить.

Через минуту после ухода Гнедина Воля бросился его догонять. Вопросы, которые во время торопливого прощания нельзя, не к месту было задавать Евгению Осиповичу, тяжело стучали ему в виски, - никто, кроме Гнедина, не мог на них ответить, и никто, кроме него, не стал бы его слушать сейчас…

Воля бежал к вокзалу, и, чем ближе к нему, тем больше становилось на улицах людей, стремившихся в том же направлении. Ни на секунду не замедляя бега, ловко лавируя между группами, он настиг Гнедина в тесном переулке, ведшем к вокзальной площади, и, задыхаясь, положил сзади руку на его плечо.

Евгений Осипович живо обернулся и спросил:

- Решил проводить? Мама знает, где ты?

Воля кивнул, шумно дыша, и сбоку посмотрел на Гнедина, и сразу тот узнал этот взгляд: так вот, чего-то требуя или о чем-то моля, смотрел на него этот мальчик, когда спрашивал, что ему ответил Ворошилов…

- Вчера еще вы не считали - так ведь? - положение города… угрожаемым, - начал Воля, еще слегка задыхаясь от бега. - И вот… как же могло получиться, что сегодня…

Они вышли на вокзальную площадь, и незачем стало объяснять, что именно произошло сегодня.

За те часы, что Воля не был здесь, все переменилось до неузнаваемости. Площадь была запружена людьми, целыми семьями, сидевшими на сундучках, чемоданах и просто на земле, привалясь головами к вещам, к плечам или коленям родных.

Нелегко было пересечь площадь, и еще трудней - вокзальный зал ожидания.

Все ждали ночного дополнительного поезда, о котором говорили, что он пойдет на восток по маршруту, пока еще неизвестному.

Но маршрут ни для кого не был важен - важно было уехать.

Медленно прокладывая себе дорогу в толпе, Гнедин говорил Воле, следовавшему за ним по пятам:

- Видишь ли, я судил о положении города на основании тех представлений, что у меня были. Но я не знал и не знаю планов командования. Отступление может предусматриваться оперативными планами. - Он оглянулся на Волю, жадно слушавшего его, как бы проверяя, довольно ли сказанного им, и увидел, что не довольно. - А кроме того, должен тебе доложить, и в победоносной войне случаются совершенные неожиданности для побеждающей стороны!.. Подожди-ка меня…

Евгений Осипович скрылся за дверью военного коменданта и вернулся не сразу, а слова его всё звучали у Воли в ушах, он повторял их про себя, и от каждого повторения тяжесть, мешавшая ему, уменьшалась… Кто-то крикнул как будто:

- Во-ля!

Воля обвел глазами зал и словно бы только сейчас увидел, где он. Люди вокруг выглядели такими усталыми, измученными и в то же время притерпевшимися к ужасной тесноте вокзального быта, что, казалось, быт этот существует уже очень давно… А между тем Воля знал, что еще несколько часов назад все тут было иным.

- Воля!..

Оклик был теперь ближе.

Перепрыгивая через чемоданы и узлы, протискиваясь между людьми, неохотно дававшими ей дорогу, к нему пробиралась Рита. А мать и сестра Аля делали ей недоуменные, негодующие, испуганные, отчаянные знаки, но она продолжала свой путь, изредка оборачиваясь и отвечая им жестами, в одно время успокоительными и раздраженными.