Пусть не сошлось с ответом!.. Присутствие духа

Им не пришлось искать: в следующий момент они увидели доктора. Крепко держа за руку мальчика лет шести, доктор спускался со второго этажа по наружной лестнице, прилегавшей к торцовой стене особняка. Металлические ступеньки под ногами его слегка гремели. На докторе был чесучовый костюм, в котором он прогуливался по выходным дням, и такой же костюм был на мальчике. За ним спешила, чуть приседая на каждой ступеньке, грузная женщина в ярком крепдешиновом платье, с противогазом через плечо и узлом, из которого торчал угол подушки. Наверно, это была жена доктора, наверно, это ей пришло в голову сшить для мужа и сына одинаковые костюмы…

Не успела Екатерина Матвеевна сказать, что привела сына, у которого не ко времени заболели зубы, как жена доктора развела руками: они уезжают, торопятся к поезду, только что оставили дом. Доктор, перебив ее, спросил у Воли отрывисто: «Острая боль?» - и сделал было движение назад, к дому. Но тотчас же передумал:

- Давайте уж сначала спасать жизнь, а потом - зуб! - и решительно зашагал к вокзалу.

- Ты уж готов был вернуться и посадить мальчика в кресло? - с сокрушением спросила у доктора жена, украдкой бросая на него любующийся взгляд.

- А, хорошо еще, что пациент шел ко мне! - отвечал он, слегка задыхаясь от быстрой ходьбы. - Хорошо еще, что к тебе не явилась чудачка, у которой вот как раз сейчас начались схватки!..

Воля на ходу тихонько закряхтел от боли, мать на миг приложила руку к его щеке, как бы унимая боль. Жена доктора поравнялась с Екатериной Матвеевной и, сочувствуя ей, прошептала:

- Еще и война!.. Еще и война!..

Наверно, ее слова значили, что это уж слишком: на мир, где было больно и тяжко рожать, где люди страдали от зубной боли, знали еще множество невзгод, обрушилась война. И ведь прежние беды все остались - огромная новая лишь добавилась к ним…

Санитарный поезд, которым уехал Гнедин, оказался последним поездом, ушедшим в тыл. Перед отправлением ночного дополнительного эшелона, которым рассчитывали уехать люди, переполнявшие вокзал и вокзальную площадь, на станцию поступили сведения, что немцы перерезали путь, сбросив парашютный десант и разбомбив железнодорожное полотно северо-восточнее города. По станционному радио объявили, что отправление поезда откладывается на неопределенное время… Стало ясно: надеяться здесь, на станции, больше не на что.

И тогда очень многие, бросив вещи, устремились к шоссе, надеясь, что их посадят там в попутные - военные или гражданские - грузовики, а на худой конец собираясь шагать пешком на восток сколько хватит сил.

Среди тех, кто ринулся к шоссе, были Воля с матерью и Машей, Бабинец с сыном и тетей Пашей, доктор с семьей, Рита с матерью и сестрой. О том, что и Рита движется в том же направлении, Воля не знал, хотя они были друг от друга не более чем в ста метрах. Но их отделяла плотная масса людей, и была глубокая, безлунная ночь.

По темному шоссе медленно двигался поток грузовиков, подвод, отступающих частей, беженцев, которые, влившись в поток, не могли уже бежать на восток, а могли лишь брести. Даже по обочинам шоссе нельзя было идти быстро, - казалось необъяснимым, почему впереди люди шагают медленно, что мешает им ускорить темп.

По середине шоссе время от времени проезжали на малой скорости грузовики, до отказа наполненные стоящими, прижавшись друг к другу, красноармейцами. Видно было: и одного лишнего человека не вместить в такой грузовик. Потом проехали одна за другой две крытые полуторки, груженные чем-то. Во второй между двумя автоматчиками, сидевшими у заднего борта, оставалось как будто немного свободного пространства. Едва Воля успел это заметить, доктор впереди него крикнул:

- Товарищи, возьмите ребенка! - И, приподняв мальчика, протянул автоматчикам, и те взяли его без слов.

Машина укатила вперед, люди сомкнулись на месте, где она только что стояла.

Доктор, взяв под руку жену, громко проговорил:

- Какое счастье!

Маша, которую Екатерина Матвеевна несла на руках, тихонько попросила:

- Вы меня так, тетя Катя, не отдавайте…

- Не отдам, маленькая, нет! - быстро ответила Екатерина Матвеевна, приглушая голос, чтобы жена доктора не услышала этого.

Машины больше не обгоняли их, они продолжали идти так же медленно в плотной толпе, во тьме глубокой и душной июльской ночи. Но если в первые минуты своего пути по шоссе они не знали решительно ничего о том, что происходит впереди, на расстоянии километра или сотни метров, то теперь им уже кое-что было известно.

Вероятно, вести передавались из уст в уста, от передних к задним, как в длинной очереди, - среди тех, кто уходил сейчас на восток, многим случалось стоять в очередях. Скорее всего, так именно и дошло до Воли и шагавших с ним рядом, что у моста через реку (до него оставалось еще около восьми километров) скопились машины с войсками и военным имуществом, которые на тот берег пропускают прежде, чем гражданских. Поэтому и движение небыстрое.