Пусть правит любовь. Автобиография

Затем, три часа спустя, гигантская птица приземлилась на остров, залитый солнечным светом. Когда нарядно одетая стюардесса открыла дверь, салон наполнился сладким воздухом. Было влажно и пахло цветами. Мы спустились по лестнице на взлетную полосу и вошли в здание аэровокзала, где нас приветствовал барабанный оркестр. Их мягкий грув звучал успокаивающе. Мамин двоюродный брат Исау, привлекательный спокойный багамец, приехал со своей двенадцатилетней дочерью Дженнифер – наши прекрасные родственники из Нассау.

Иногда мы с мамой путешествовали вдвоем, а иногда в большой компании: папа, дедушка Джо и бабушка Джин, мои сестры Лори и Теди и, конечно же, дедушка Альберт и бабушка Бесси. Много раз я уезжал на лето один и жил с Исау, Дженнифер и матерью Исау, которую мы ласково называли Рокер.

Но в тот первый раз, когда мы с мамой и папой были вместе, мы остались на острове Парадайс. В наши дни Атлантика превратила его в курорт, похожий на Диснейленд. Но тогда он излучал подлинную олдскульную энергетику. Мы остановились в отеле «Британия Бич», последнем пристанище Джеймса Бонда, где мужчины в смокингах и женщины в вечерних платьях играли в казино и проводили время в ночном клубе TradeWinds, слушая Ronnie Butler and the Ramblers. По всему острову выступали великие музыканты, от Count Bernadino до Trinidadian Mighty Sparrow. Ударник Peanuts Taylor, который когда-то безраздельно властвовал в «Тропикане» в дореволюционной Гаване, управлял клубом Drumbeat, где полуголые танцовщицы «выдыхали» огонь. В детстве я наблюдал это пьянящее сочетание музыки, пламени и плоти.

Нассау не всегда был раем. В первый раз я приехал к Исау с огромным афро. Он этого не одобрил. Эта прическа не соответствовала его консервативному чувству стиля. Исау тут же приказал мне выйти на задний двор и сесть на табуретку. Затем он взял большую миску, надел ее мне на голову и начал меня стричь, как овцу. Я был в ярости. Но он был старше, а меня учили слушать старших. Кроме того, я не мог долго сердиться на Исау. Он был слишком хорошим человеком.

Нассау умел расслаблять людей, даже папу. Оказавшись там, Сай Кравиц сменил свой гардероб на рубашки в цветочек с открытым воротом и белые льняные шорты. Он ел голубиный горошек с рисом и жареного луциана с лепешкой. Исау игриво называл папу Conchy Joe – так у них было принято звать белых багамцев. Папа терял бдительность и в моем воспитании. В Нассау я мог делать практически все, что захочется.

Однажды я наблюдал за тем, как мой отец и Исау проводили время в доках с местными жителями, которые лакомились жареными моллюсками, багамским деликатесом. Они вырезали мускульную часть из раковины, выжимали лайм и сауэр (гибрид лайма и апельсина) и добавляли перец пикин, прежде чем опрокинуть ее себе в рот (со всем содержимым – они считаются мощным афродизиаком). Единственным местом, где я видел отца таким же счастливым, была кухня бабушки Бесси. В душевном мире Рокеров папа потерял всю жесткость и обрел мягкую энергетику, которой ему не хватало на Манхэттене.

Исау был инженером в коммуникационной компании. Также он следил за домами для «снежных птиц» – перелетных жителей острова, спасающихся от холода. Его дом выглядел скромно и был безупречно чистым. На заднем дворе росли манговые деревья. Я забирался на эти деревья, срывал манго и ел их, пока весь не измазывался в липком нектаре. Я проводил дни на пляже, а вечером шел в кинотеатр «Вульф-Роуд», где однажды застал сразу два фильма Брюса Ли: «Кулак ярости», он же «Китайская связь», и «Путь дракона». Зрители орали на экран во всю глотку. Я кричал вместе с ними. Брюс был моим человеком.

В Нассау можно было сходить с ума в кино, но дома приходилось следить за своими манерами. На Багамах я увидел истоки безупречного этикета моей матери. «Да, сэр» и «Да, мэм», «пожалуйста» и «большое спасибо». Во время еды нужно было сидеть прямо, не опираясь локтями о стол. А говорить можно было только тогда, когда к тебе обратятся. Мама называла все это «багамским домашним обучением».

И вот оно началось и для меня. Манеры остались неизменными, как и багамский акцент. Мама была в восторге, когда я начал называть ее «мамочкой». Нассау стал моим третьим домом. Там я чувствовал себя в своей тарелке, как в Бруклине и на Манхэттене. Багамы у меня в крови. Чем старше я становился, тем теснее становилась наша связь. Эти острова никогда не переставали манить меня. Никогда не переставали формировать меня как личность и приносить душевный покой, которого я не мог найти больше нигде в этом мире.

Крестный отец