Пусть правит любовь. Автобиография

Дом Штейнбергов стал моим убежищем. Или, как сказал отец Элизы, его дочь привела меня домой, и с тех пор я так и не ушел. Когда моя кузина Дженнифер вышла замуж и уехала в Нассау, моей спутницей стала Элиза. В то время она была мне как сестра.

Именно Штейнберги помогли мне залечить душевные раны после конфликта в Кловердейле, подружившись с мамой и папой. Зная о наших с отцом трениях, Ленни и Боб пригласили моих родителей и бабушку с дедушкой к себе домой. Это был изящный ход. Мама и Ленни Штейнберг прекрасно поладили, дедушка Альберт с Бобом тоже. Эти двое сошлись на почве бейсбола и философии. Позже мама ответила им взаимностью, пригласив Штейнбергов в Кловердейл. Тот вечер тоже прошел замечательно. Эти светские мероприятия дали моим родителям понять, что, хоть я и жил не с ними, обо мне заботились хорошие люди.

Элиза Штейнберг и Трейси Оберстоун учились в знаменитом хореографическом классе мисс Джанет Ростон в школе Беверли-Хиллз. Предъявляемые ею художественные стандарты были невероятно строгими. Третья ученица этого класса, Джейн Гринберг, стала моей любимой и дорогой подругой на всю жизнь. Как и Элиза, Джейн была большой творческой душой. Она обладала милой натурой и понимала, чего я пытаюсь достичь в музыкальном плане. Когда я впервые увидел ее в узких джинсах от Фреда Сигала и кашемировом свитере, я влюбился. Мы разговорились, и между нами возникла химия. Мы оба жаждали эмоциональной близости. Джейн не искала внимания, ее интересовал духовный поиск, и с ней я мог болтать всю ночь напролет. Но мы столкнулись с одним препятствием, и это были не наши чувства друг к другу, а родители Джейн.

Они были либеральными евреями. Ее отец был адвокатом, который участвовал в запуске лос-анджелесской оперы. Мама была членом правления Музея современного искусства. Их дом в Беверли-Хиллз был полон картин Роя Лихтенштейна и Франца Клайна. У бабушки и дедушки Джейн была еще более обширная коллекция произведений искусства – Пикассо и Поллоки. Однако, несмотря на всю их страсть к искусству, казалось, что родители Джейн не горели желанием, чтобы их дочь встречалась с черным парнем.

Иногда после работы «У Лероя» я припарковывал свой «Пинто» чуть дальше по улице от дома Гринбергов и спал на заднем сиденье, надеясь, что копы не постучатся в окно. Я ждал до утра, пока родители Джейн не уедут на весь день. Потом она пускала меня помыться в душ. Домработница Гринбергов, Фрэнсис, была мне как тетушка и всегда заботилась о том, чтобы я не был голоден.

Мы с Джейн зависали в Городской библиотеке Беверли-Хиллз, изучая книги по искусству и скульптуре. Вот так она и попала в неприятности. Однажды, когда мы шли из библиотеки, держась за руки, кто-то увидел нас и настучал родителям Джейн. Они были в ярости. Это вынудило нас быть осторожнее, но не остановило. Я то и дело подсовывал Джейн маленькие любовные записки. Мы продолжали тайком встречаться в Bagel Nosh, где фантазировали о будущем: она видела во мне джазового музыканта, живущего в Нью-Йорке. Джейн сидела рядом со мной и писала стихи и очередной великий американский роман на старой машинке «Ундервуд».

Наши любовные приключения продолжались. Летом я ездил навестить Джейн в Академию искусств Идиллуайлд в горах Сан-Хасинто, где преподавала Белла Левицки, новатор в области современного танца. Там же учились сестры Штейнберг и еще одна наша подруга Джулия, дочь актеров Мартина Ландау и Барбары Бейн.

Мы провели вместе ночь в ее комнате в общежитии. Рай.

В другой раз я как-то уговорил папу одолжить мне свою машину и врезался на ней в дерево. Я был трезв, но неосторожен: я ехал слишком быстро по извилистой дороге поздно ночью. Я думал, что папа это не переживет, но на этот раз он проявил удивительное понимание. Папа заплатил за буксировку и даже не стал меня ругать за то, что я уничтожил его машину. Он был просто рад, что я остался жив.

Джейн понимала меня и помогала развивать мое чувство стиля. Задолго до Жан-Поля Готье она сшила на заказ мужскую юбку из шерстяной ткани «джерси». Я решил надеть ее в тот вечер, когда мы с ней собирались танцевать с Финеасом Ньюборном и Джоуи Коллинзом. Мы все собрались в Кловердейле до начала вечера. Папа еще был в офисе, так что горизонт был чист.

Когда я вышел, одетый в черную рубашку с тонким цветочным принтом, черный смокинг и… черную шерстяную юбку, Финеас и Джоуи одобрительно присвистнули. Джейн сияла от гордости. Мама молчала. Не забывайте: мама обожала Финеаса, Джоуи и Джейн. И все же перед ней стоял ее сын в юбке. Аплодисменты друзей стихли, а мама продолжала на меня смотреть. С каменным лицом. Наконец она заговорила:

«Если ты хочешь носить эту юбку, тебе нужно переобуться. Эти ботинки сюда не подходят».