С укреплением веры в Бога менялся и мой творческий образ. Собираясь выступать сольно, я хотел изобрести себя заново, вплоть до поиска нового имени. Имя «Ленни Кравиц» было не лучшим вариантом. Оно больше подходило для какого-нибудь бухгалтера, чем для рок-музыканта. Был один популярный фильм под названием
Когда мной вдруг заинтересовались девушки, друзья начали называть меня Ромео. Я решил объединить имя Ромео с фамилией гитариста Адриана Белью, которым тогда восхищался. Он играл с Фрэнком Заппой и Боуи. Я превратил «Белью» в «Блу» и получил «Ромео Блу».
Это были имя и образ, которые, как мне казалось, хорошо подходили к гламуру начала восьмидесятых. Боуи. Принс. Мадонна. Ромео.
Еще один момент: покинув отчий дом, чтобы никогда больше туда не возвращаться, я ощутил необходимость в смене имени. Это стало частью моего пути с целью выяснить, кто я такой
: на Манхэттене я был Ленни, в Бед-Стае меня называли Эдди, а в Санта-Монике, Болдуин-Висте и Беверли-Хиллз – снова Ленни (в обоих случаях сЯ оказался на киностудии А&М на пересечении Ла-Брея-авеню и бульвара Сансет – места, очень важного для истории Голливуда. Когда-то она принадлежала Чарли Чаплину. Это место обладало мощной энергией и в итоге стало моим домом. Ночью я отсыпался на кушетках в комнатах отдыха, просыпаясь как раз перед приходом уборщиков. Я нравился всем, особенно секретарям и инженерам. Мне казалось, будто я живу на шоколадной фабрике Вилли Вонки. Это была страна Оз. Там я познакомился с Куинси Джонсом, Брюсом Сведьеном и Сержио Мендесом, а также с The Police и The Go-Go’s. Я познакомился практически со всеми артистами из послужного списка A&M.
Я работал в «Студии С» недалеко от приемной, самой маленькой и дешевой из всех доступных. Эта маленькая комната стала моей лабораторией. Я все еще экспериментировал со звуком, который все никак не складывался воедино. Там были только я и Дэн Доннелли. Он играл на барабанах, я – на гитаре, бас-гитаре и клавишных. Принс все еще занимал главное место в моем сознании, но я быстро придумывал оригинальный материал. Хоть он все еще и был в духе новой волны, но привлекал как минимум трех женщин из A&M, которые всегда расхваливали мой талант: Полетт Рэпп, личную ассистентку Джерри Мосса (
Если я не был занят записью своих собственных композиций, то наблюдал за сессиями других музыкантов. Дэвид Лэсли с длинной светлой гривой походил на калифорнийского серфера, но пел, как черная госпел-дива. Он слышал, как я играл на гитаре на демосессии с Сиедой Гарретт, которая написала «Man in the Mirror» и спела «I Just Can’t Stop Loving You» с Майклом Джексоном. В то время мне было девятнадцать, а Дэвиду – тридцать шесть. Он исполнял “Good Times” с группой Chic и “We Are Family” с группой Sister Sledge. Он работал с Аретой, пел с Лютером Вандроссом, своим лучшим другом, и много лет гастролировал с Джеймсом Тейлором. Еще он написал «You Bring Me Joy» для Аниты Бейкер, одну из самых милых баллад в стиле R&B.
Дэвид узнал, что у меня нет определенного места жительства. Он не хотел, чтобы я болтался на улице, и великодушно предложил мне свой диван. Дэвид писал песни для всех – от Патти Лабелль до Бонни Райт. Он научился своему ремеслу и вдохновил меня на то же самое.
Дэвид считал мои песни достаточно хорошими для заключения сделки с лейблом. Он привел меня в Almo/Irving Music, одно из подразделений A&M, где я числился автором песен. Первый (и единственный) чек, который я получил авансом, был на пять тысяч долларов. Пять тысяч!
Как всегда, не изменяя привычкам, я побежал в Maxfield, магазин, который открыла для меня Ленни Штейнберг, и спустил все деньги на пальто макси от Едзи Ямамото и психоделический костюм Неру от Жан-Поля Готье. Я не просто так мечтал об этих нарядах, мне было интересно создавать свой образ Ромео Блу. Покупки пришлись очень кстати, потому что, когда Херб Альперт (которому принадлежит буква