Читаем Пусть простить меня невозможно полностью

Пусть простить меня невозможно

"На твое имя открыта ячейка на вокзале. Возьмешь оттуда документы. К завтрашнему утру они должны быть подписаны Царевым. Как ты это сделаешь, никого не волнует. А не сделаешь, твой муж завтра получит одно из пикантных фото, и это будет лишь начало. Откроешь рот — начнут умирать твои близкие".

Схватившись за горло, смотрю на свой сотовый, замирая и чувствуя, как сильно сжимается сердце.

"Если хотя бы раз пойдешь на поводу у шантажиста, то считай — ты на крючке. И никогда с него не слезешь. Ты будешь напарываться все сильнее и сильнее, до самых печенок, пока тебя не разорвет на хрен".

Это были слова покойного Савелия Воронова. Я как наяву увидела его посеревшее и уже тогда изможденное из-за болезни лицо. И он был прав… понимала, что прав. Если я сделаю то, о чем они просят, они не остановятся… а если расскажу Руслану, то они убьют кого-то из нас. От безысходности и дикого ужаса захотелось заорать. Какое-то время я стояла у окна и пыталась отдышаться.

— Оксана, спускайся к нам, — Руслан махнул мне рукой, и я рассеяно кивнула, открывая окно.

— Мне надо съездить на работу. Я быстро.

— Мы в отпуске. Ты забыла?

— Нет…не забыла, — улыбаясь через силу, — я очень-очень быстро.

— Сегодня последний день.

Я помню…помню. Последний день. Как ужасно все это прозвучало. Как дико и больно.

Я оделась и спустилась вниз к машине, Руслан догнал меня с Никитой на руках. Пока они бежали ко мне, у сыночка забавно подпрыгивал чубчик и двигались щечки. Он радостно подпрыгивал и тянул ко мне ручки.

— Хочешь, я отвезу? На моте будет быстрее.

— Нет. Вы отдыхайте. Я быстро.

— Все хорошо?

— Да. Все замечательно.

Обняла его и жадно поцеловала в губы. В офисе было тихо. Ни души. Я зашла к себе и нашла на своем мейле то письмо с фотографиями, спрятанное в секретную папку. Ввела кодовое слово. Пока скрипел принтер, я смотрела перед собой и до крови кусала свои щеки, так, чтоб во рту был привкус моей крови, так, чтоб эта боль заглушала другую.

Обратно я вернулась спустя час. Потом мы жарили шашлыки, дурачились во дворе, и я запретила себе думать о ночи. Я запретила себе вообще думать. Я жила этим последним днем, я им дышала, я его впитывала в себя… чтобы запомнить навсегда.

Позже, когда дети легли спать, а мы с Русланом смотрели какую-то старую комедию вместе, точнее, он смотрел, а я гладила его руки и понимала, что мое сердце не бьется. Оно замедлило свой ход.

— У тебя такие холодные руки. Пошли в постель? Я тебя согрею.

— Мне хорошо здесь. Просто обними меня крепче.

Сдавил до хруста, и я откинулась спиной ему на грудь, устроенная между его ног как в кресле, на пушистом ковре, чувствуя макушкой его горячее дыхание.

— Когда ты уезжаешь?

— Часов в девять утра. Еще успею с тобой поваляться в постели и даже выпить кофе… на тебе.

Не успеешь… прикрыла глаза и сдавила его запястья, справляясь с накатившей волной панической тоски. В ту ночь мы просто лежали на ковре, нежились, разговаривали, пока Руслан не уснул. Да и не мог он не уснуть, я подсыпала ему снотворное.

Потом еще долго стояла и смотрела на его лицо, на ресницы, на линию носа, подбородка, и сердце сжималось от любви к нему. Зашла к детям. Поправила одеяло у Руси, поцеловала Ваню в висок, едва касаясь губами, перекрестила Никиту. Его обнять не смогла. Если прикоснусь, возьму на руки, он проснется, и я не смогу уйти. Не смогу сделать то, что решила. Потом долго смотрела на спящую маму в проем двери. К ней подойти неслышно не выйдет — она слишком чутко спит. Даже сейчас, словно почувствовала, что я на нее смотрю, и приподнялась на одном локте.

Села в машину и еще раз посмотрела на окна, на ночник в комнате мамы и Никиты, на окна комнаты с камином, где спал Руслан, и повернула ключ в зажигании. Когда они проснутся, все станет иначе… все изменится. Взяла сотовый и набрала номер Игоря.

— Что…что так рано?

— Встретиться надо. Документы передам.

— Сейчас?

— Да. Или ты передумал.

— Где?

— К тебе приеду.

— Аааа, бл*… я не один.

— Ну так останься один. Жди. Скоро буду.