Пусть увядает сто цветов

- Конечно, ведь я не высасывал энергию из других _тригеров_, - ответил писатель. - Я - графоман, конечно. Но писать о мире я начал лишь тогда, когда устал творить его. Человек в одиночку может изменить мир - к лучшему или к худшему, чаще, наверное, к худшему, но в одиночку он не может создать совершенный мир. Все взаимосвязано, и каждый раз, когда я одерживал над тобой победу - я целая шаг к собственной гибели.

- И сейчас сделал последний! - крикнул Меккер; похоже, он уже оправился.

Внезапно Кир ощутил, как рухнул какой-то барьер между ним и его врагом. Кир и Меккер начали сливаться.

- Я не боюсь этого, Меккер! - писатель словно обрел второе дыхание и выкрикивал слова, будто бил наотмашь. - Я больше не могу бояться, потому и пришел сюда. Убивая меня, ты дашь мне последнюю надежду! Я знаю, ты не сможешь бесконечно издеваться над реальностью. Этот мальчик, которого ты собирался изувечить, слышал все наши разговоры - я позаботился об этом, писатель посмотрел на Талу, - и он узнал достаточно, чтобы воспользоваться твоей силой. Ты слишком мелкий трус, Меккер! - крикнул он и обратился к Киру, захлебываясь словами. - Мальчик, мы с тобой уже не увидимся, но я успею сказать тебе, что я понял за эти годы. Наш мир заполнен страхом; это - море страха, и его волны прокатываются по Равнине из конца в конец, не давая поднять головы. Страх голодать, лишиться близких, умереть... Но очень редко - чудовищно редко - на море подымается девятый вал, исполинская волна, гора страха, и обычный человек, которого выносит на гребень этой волны, сходит с ума или лишается сил. Не верь тому, что плетут про мозг _тригеров_ - он такой же! Сила _тригера_ в том, что, оказавшись на гребне страха, он может разглядеть оттуда берег - понимаешь: берег! И, разглядев, сделать к нему рывок. А кто-то обязательно сделает такой рывок, что перевернет весь этот мир и всю эту сволочь... Просто никто из нас не боялся еще по-настоящему! Ты...

- А-а-а! - взревел Меккер.

Кир ощутил, как их выворачивает наизнанку _проворот_.

В лицо писателю страшно ударил порыв ветра, и тело его разлетелось в прах.

Но это было уже потом, в неведомо далеком времени, ибо время смешалось, и Кир уже не различал, где он сам и где Меккер; оба они разом канули в необозримый провал, на дне которого пылающим звездным ливнем вспыхнули бесчисленные миры; единой волной они прокатились из мрака во мрак, смешав вечность, как ворох картинок, потом волна ринулась вспять; яростный бег ее плавил мозг, Кир едва держался рядом с противником, но - держался, подбираясь все ближе, потому что его словно подталкивала чья-то спасительная рука; с неодолимой силой волна энергии ударила сквозь тончайшую оболочку, остававшуюся от мира, выплеснулась, застывая звездами и людьми - и в этот исчезающе краткий миг Кир одним рывком, словно опуская топор, отсек Меккера от реальности...

Барабан... хор и барабан. Звенят цимбалы, шлепают деревянные сандалии, хлопают сотни ладоней.

Медленно открываются глаза. Опять подоконник - значит _проворот_ закончен. Все как всегда.

Кир лежал, свешиваясь руками на улицу. Невдалеке текла толпа _оранжей_ - они шли к центру. Похоже, опять близился вечер. Все как всегда.

Опершись об оставшиеся без стекол рамы, он выглянул в окно. За домами широкой пеленой поднималась пыль и сдавленно взревывали динамики. Вечер, точно, уже наступал - и со всех сторон к центру стягивались разноцветные толпы. Центр был где-то рядом.

_Оранжевые_ были уже в квартале от Кира, когда ряды их начали ломаться.

Кир присмотрелся: сквозь яркую толпу лезли группы _бело-серых_. Он никогда не думал, что их столько.

Вдруг кто-то указал пальцем на его окно - Кир испугался, отпрянул. Но в подъезде уже загрохотали шаги - очень много поднимающихся людей, - и прежде, чем Кир успел осознать, что это - за ним, его содрогнул новый _проворот_. На миг сознание ушло, но он не упал. Вцепившись в подоконник, Кир увидел, что _бело-серые_, отталкивая друг друга, рвутся в подъезд - и вместе с ними рвутся туда же _оранжи_; вдалеке маячили новые толпы всевозможных оттенков. Казалось, мир обезумел, и сюда стекается весь город.

Лестница содрогалась от натиска взбирающихся толп. Собрав силы, Кир оттолкнулся от стены и начал карабкаться вверх. Перил не было, он рвал руки о сталь, но не чувствовал боли; ноги не слушались, но ужаснее всего был животный страх, раздирающий в неслышимом крике его рот. Кир и впрямь плыл по морю страха, и когда новая волна накрывала его с головой, очередной _проворот_ выносил его на поверхность - пока Кир не споткнулся и не рухнул ничком, не замечая, что рот наполняется кровью. Но мир оставался прежним, зверел, и топот неисчислимых ног подбрасывал Кира на ступенях, наваливаясь сверху, снизу, изнутри.