Пусть все горит

– Недурно, – говорит Ленн, втыкая вилку в желток, словно ученый, который проводит эксперимент. Поверхность поддается. Я смотрю, как от давления разрывается пленка на желтке, как жидкость насыщенного желтого цвета стекает по его ветчине и картошке. – Сойдет.

Синти, словно измотанный скелет, сейчас под нами в подполе. Мы обязаны друг другу всем. Джордж и Ленни.

– В сарай сегодня ходила? – спрашивает он.

Я закашливаюсь, в горле у меня застряла кожура от картошки.

– Надо было проверить… – начинаю я, и мой голос меняется от застрявшей кожуры.

– На, лимонаду попей, Джейн. Не в то горло попало, – говорит Ленн. – Кусок картошки не в то горло пошел, вот и все. Пей давай.

– Надо было проверить, есть ли краска, – выдавливаю из себя. – Хочу потолок в ванной перекрасить.

Ленн кивает, смотрит на меня, засовывая себе в рот розовый кусок ветчины, жует и не сводит с меня взгляд.

– И? – спрашивает он.

– И что, Ленн?

– Мне краски надо покупать или нет? Краска денег стоит, герметическая краска. Немного плесени никого не убьет. Джейни сильная, как ее отец, легкие у нее как у кабана.

– Все в порядке, есть еще краска. В банке кое-что осталось.

Господи, Хуонг. Ты в порядке? Я знаю, что ты в безопасности с Ким Ли, но что ты сейчас чувствуешь, о чем думаешь? Я не бросила тебя. Я не предала. Я все еще твоя семья, твои соседи, твои учителя и твои друзья. И так будет всегда.

– Люди ищут эту девку до сих пор. Развесили плакаты с ее рожей.

Я молчу. Нельзя его провоцировать.

– Плохо дело, Джейн.

Ленн бросает взгляд на половицы, я же смотрю в окно в направлении моей сестры с дочерью.

– Думаешь иногда, что знаешь что-то, – продолжает он. – Но иногда это не так, да?

Я смотрю на плиту. На кочергу.

– Думаешь, все в порядке, потому что всегда все было в порядке, но не угадаешь, как на самом деле дела обстоят, сечешь?

Я смотрю на свою пустую тарелку, сердце начинает биться быстрее, на тарелке его матери высыхают следы от желтка.

– Особенно когда все отлично, работает как надо, а затем все меняется, сечешь?

Из подпола раздается царапанье.

Я смотрю на него. Лицо Ленна не выразительнее стены.

– Больше Arctic Roll не продают в магазине. Не только в магазине за мостом, в «Спаре» тоже его нет, нигде нету. В три магазина подряд заехал, в «Спаре» говорят, его не достать, в большом магазине говорят, что через неделю завезут, в мясной лавке в деревне говорят, что фабрика закрылась. Я тридцать с лишним лет его жру, и тут на тебе. Все.

Я мою его и свою тарелки.

– Ты уверена, что с Джейни все в порядке? – спрашивает Ленн. – Даже писка от нее не слышно.

– Она устала, но мне кажется, температура спадает. Пойду проведаю ее.

– Ага, а я пойду свиней покормлю.

Ленн складывает остатки еды – только со своей тарелки, жир и шкурку от ветчины – в ведро с отходами, потом идет в ванную и закрывает дверь. Я поднимаюсь по перилам и заглядываю в пустую маленькую спальню, к ненастоящему ребенку, спящему на односпальной кровати, а потом спускаюсь обратно к печке.

Я не могу позволить ему пойти в свинарник.

Беру кочергу и разжигаю огонь до тех пор, пока топка не раскаляется докрасна, но потом опускаю кочергу на место.

Раздается звук смыва.

Ленн выходит из ванной, вытирая ладони о комбинезон, и смотрит на меня.

– Ну? – спрашивает он. – Что?

– Джейни в порядке, спрашиваю, или что?

– А, она в порядке. Скоро проснется.

– Чот холодно сегодня дома, да? Я когда с магазина вернулся, внутри было холоднее, чем на улице.

Я смотрю на печку. Дрожащими руками подбираю ивняк и кидаю его в огонь, открывая заслонки.

– Ты что, меня за дурака держишь?

Я качаю головой.

– Нет, конечно же, нет.

– Тут весь день не топили, Джейн! У меня в доме изморозь!

– Я буду следить за огнем, обещаю. Больше он не погаснет.

– Ничего больше твоего сжечь не осталось?

Как же я устала от этого. Сил моих больше нет, как устала.

– Нет, – отвечаю, – ты все сжег.

– Так вот почему?

– Думаешь, я поэтому за огнем не уследила?

– Вот почему ты весь день бездельничала?!

– Да, прости меня, Ленн, я весь день спала с дочкой наверху, потому что она болеет.

Он кивает и берет ведро с отходами. Затем ставит его обратно и говорит:

– Вот почему ты открыла дверь в подвал?

– Что? – Я возвращаюсь обратно к плите.

– Задвижки кто-то открывал.

Огонь обжигает мои икры.

– Нет, – бормочу я. – Я бы ни за что…

Ленн смотрит на ведро с отходами, затем на меня, затем на потолок.

– Даже крика оттуда не слышно, красота какая.

Я чувствую какой-то запах. Печка.

– Видел вас двоих, когда домой возвращался. Обе у меня в фарах мерцали, когда из сарая выходили.

Нет. Я качаю головой, но колени меня не слушаются, не держат. Моя дочь. Моя сестренка. Моя подруга.

– Ленн, нет, – начинаю я, а затем шепчу: – Она по-прежнему там, внизу. – Я показываю на пол и хмурюсь. Сквозь зазоры в половицах толщиной в бумажный лист идет сизый дым, подталкиваемый снизу сквозняком.

Ленн бросает ведро и мчится в полуподвал.

Глава 32

Он отодвигает верхнюю задвижку. Молча.

Я стою прямо за ним.

Из-под двери поднимается сизый дым.

Он откручивает нижнюю задвижку, и дверь распахивается. Оттуда валит густой дым.