Пусть все горит

Адвокаты и полиция сказали, что я не обязана появляться на суде. Они говорили, что я могу дать письменные показания или подключиться онлайн. Но я все же настояла. Я хотела быть там, в зале суда, перед настоящим судьей и перед Фрэнком Трассоком. Лицом к лицу с ним. Глаза в глаза. Я как могла дала показания о том, в чем участвовали он и Ленн. Я отвечала на вопросы адвоката и сохраняла самообладание. Ким Ли делала то же самое. В конце того дня в суде я проспала пятнадцать часов подряд.

Когда полицейские устроили облаву на ферме Фрэнка Трассока, то обнаружили еще троих невольниц. Еще шестерых – при обыске мест, контролируемых его сообщниками. Они обнаружили ферму по выращиванию марихуаны в окрестностях Кингс-Линна в заколоченном здании, которое раньше было букмекерской конторой. Но работники сбежали до того, как провели рейд. Иногда я думаю, жаль, что они сбежали. Возможно, я могла бы им помочь. Провести их через всю бумажную волокиту и собеседования. Помогла бы найти им безопасный дом.

В соседней комнате раздается стук, и я ковыляю туда. Одна операция сделана, но три главные еще впереди. Мне выписали рецепт на обезболивающее. Нормальные таблетки для людей.

Хуонг смотрит на меня своими прекрасными глазами и смеется. За ней тянется своего рода поезд: игрушки и одежда, связанные в одну большую змею. Змея сбивает пульт от телевизора с кофейного столика.

– Ой-ей, мамочка.

Улыбка на моем лице настолько широкая и глубокая, что растягивает кожу.

Она улыбается в ответ.

Хуонг может сказать «мама» по-вьетнамски и по-английски. Ее английский акцент уже лучше моего. Она просто чудо.

Дочка встает, идет ко мне, все еще таща за собой пластиковые мечи, плюшевых медведей и бутылки из-под напитков, заклеенные скотчем. Она стоит у моих ног, ее мягкие безупречные руки подняты в воздух.

Я напрягаюсь и поднимаю ее.

Ее вес – это чудо. Благословение. Дар божий. Она здорова, несмотря на все лошадиные таблетки, и где-то глубоко внутри себя я чувствую, что опасность миновала. Врачи подтвердили это. Хуонг больше не уязвимый ребенок. Теперь она сильная девчонка. Жизнерадостная. Она способна справиться со всем, что ждет ее в будущем. Она – могучий боец, родившийся в самом худшем месте, которое только можно себе представить, и тем не менее она цветет.

Я вытягиваю губы, и она повторяет мое движение. Это нежнейший из поцелуев, словно целуешь зеркало.

У нее есть имя и ID-номер. Хуонг числится в системе, привита, и у нее есть специальный человек в социальной службе, который проверяет ее. Проверяет регулярно. Мне это нравится. Другие матери в моей ситуации, те, с кем я общаюсь по работе, возмущаются участием государства. Но для меня это еще один уровень защиты для моей Хуонг. У нее есть я. У нее есть государство. А между ними – моя сестра, и ее крестная Синти, и ее бабушка в Бьенхоа[16], которая научилась общаться по «Скайпу», чтобы иметь возможность разговаривать с любимой внучкой и плакать от радости при виде ее.

Но Хуонг никогда не встретится со своим дедушкой.

Он умер за год до нашего побега. Сердечная недостаточность. Часть меня задается вопросом, не разрушила ли его сердце потеря дочерей за все эти годы. Другая часть меня знает, что да, так оно и было. Я даю Хуонг огурец. С ее прекрасными зубами она может отгрызть кусок огурца, будто бобер бревно.

Меня до сих пор бьет озноб.

Возможно, это панические атаки или посттравматическое стрессовое расстройство. А может, это просто мои кости вспоминают. Но иногда, когда я иду по этому маленькому городку, у меня по коже бегут мурашки. Мы находимся примерно в часе езды от фермы Ленна, но говор почти такой же. Если я слышу, как мужчина говорит: «Не будь дураком» или «Ты о чем, Карен», я замираю. Моя кровь сворачивается в жилах, и мне приходится заставлять себя глубоко дышать и продолжать жить. Однажды я чуть не потеряла сознание от страха, когда нашла треску в соусе из петрушки в морозилке магазина на углу. Я держала ее в руках, холодную и жесткую, и это отправило меня прямо туда. В тот маленький домик. В ту маленькую спальню наверху. Запертые ворота на полпути и угорь в зарослях крапивы. Бугристый влажный пол ванной комнаты в пристройке.

Нас спас фермер.

Добрый бородатый мужчина на пикапе, который возвращался с какого-то совещания по переработке сахарной свеклы. Его остановила Синти. Ее руки были широко раскинуты, а тело стояло прямо посреди неосвещенной дороги. Я прижимала Хуонг к своей груди. Она была такой холодной той ночью. Такой крошечной. Ким Ли все еще тащила за собой перекусанную цепь. Я помню звук, с которым она скреблась по асфальту. Синти умоляюще смотрела на фермера в машине. Он выглядел напуганным до мозга костей. Сколько ужаса было в его глазах той ночью! Он помог нам всем забраться в свой пикап и включил печку. Этот мужчина поделился с нами своим шоколадным батончиком и бутылкой кока-колы. Он отвез нас в ближайшее отделение полиции. Он даже подождал снаружи, чтобы убедиться, что с нами все в порядке.

Мы были не в порядке. Но со временем будем в порядке.