Пустая

Я снова медленно поднесла стекло к глазам. Девочка стояла передо мной, безмятежно улыбаясь.

– Кто ты? Ты призрак? – Мне было страшно и, кроме того, очень грустно: дети не должны становиться ни призраками, ни пустыми.

Девочка молча вытянула руку в мою сторону – я невольно отшатнулась, – а потом повела ею вверх.

– Я же и так иду туда, – сказала я, но девочка покачала головой и снова поманила меня. На этот раз ее рука указывала чуть вбок от тропы.

Я колебалась – в высокой траве ботинки промокнут окончательно, – но что-то подсказывало мне, что с девочкой лучше не спорить. Я последовала за ней, с тоской думая о чае, хлебе и сыре, – судя по тому, что теперь вперед меня вел бестелесный ребенок, я нескоро смогу их отведать.

Тропа пропала из виду. Штаны промокли до колена, и на одном из крупных камней я подвернула ногу. Я до боли сжимала рукоять револьвера, как будто он мог помочь в схватке с призраком или надмагой.

Впрочем, он бы и в схватке с человеком вряд ли пригодился: стрелять я толком не умела, да и патронов у меня оставалось немного. Пустая, вооруженная револьвером, – для того, чтобы убедить кого-то продать мне хлеба и яиц, образ был достаточно грозным, несмотря на мой малый рост. Однако там, куда я шла, оружие вряд ли поможет.

Мы прошли насквозь лесок из редких черных елей, а после долго карабкались по белым булыжникам, которые грозили окончательно добить подвернутую лодыжку.

А потом я увидела дом, стоявший на возвышении, похожий на нахохлившуюся птицу на ветке.

С виду самый обычный, какой строят крестьяне. Приземистый, потемневший от времени, с выстланной сухой травой крышей и пузатой печной трубой, выплевывающей облака дыма, как стариковская трубка. Вот только дым был какой-то странный – не летел вверх, как положено, а тек вниз по пологой стене водопадом и вязко стлался по земле. У двери – укрытая от дождя поленница и колода с торчащим из нее топором. Рядом – пара сарайчиков, пристроенных к стене дома.

Обычно крестьянские дома украшают цветами на окнах и у подъездной дорожки – здесь ничего подобного не было. Ни деревянных кружевных наличников на окнах, ни традиционного колокольчика над дверью, ни занавесок, расшитых белыми, синими и красными петушками или цветочками.

Безликий дом. Пустой, как я.

Мутные окна глядели слепо и настороженно, пока я взбиралась на возвышение, хватаясь за торчащие из земли корни и пучки осоки. Чем кормится здесь надмага? На горе вряд ли можно вырастить что-то, кроме сосен и стланика. Разводит коз, птицу? Я не слышала ни блеянья, ни звяканья бубенцов, ни даже лая собаки.

Все время маячившая впереди, у самого дома пустая девочка растворилась в воздухе. Дверь дома открылась.

Во рту стало горько, как от полынного отвара. Из открытой двери доносился запах трав – терпкий, резкий. У меня закружилась голова.

Изнутри дом походил на крестьянский не больше, чем снаружи. Земляной пол, посыпанный потемневший древесной стружкой. Длинный стол, заваленный сухими пергаментами, бутылочками из зеленого стекла, костями животных, мотками веревки. Черная от сажи печь – но никакой кухонной утвари. Посреди стола, рядом с потемневшим от долгого использования котлом на треноге, стояла фигура – прямиком из ночных кошмаров: собранная из костей, увенчанная крупным вороньим черепом. Разномастные кости были прихотливо соединены друг с другом пряжей с вплетенными в нее сушеными растениями. Я различила кости птиц и мелких животных… Но были и покрупнее. Фигура опиралась на четыре конечности, скрипуче тянула вперед длинную костяную шею. Между когтистыми лапами лежал маленький горшок, плотно накрытый крышкой. Кажется, тварь не была наделена рассудком, но я все равно постаралась встать от нее подальше. Пустые глазницы таращились на меня, и костяное существо жалко открывало рот, из которого не доносилось – и не могло бы донестись – ни звука.

– Нравится? – Хозяйка дома появилась бесшумно – будто из воздуха. Фигура, закутанная в темный плащ, со странным голосом, высоким, как у ребенка. – Он не укусит… Пока я не скажу. Пик Кошки – место с сильной надмагией. Песни земли здесь слышны громко, и все они принадлежат мне. Так что не бойся, красавица… Подойди ближе, к свету. – Она махнула рукой, и на столе запылали свечи. – Дай поглядеть на тебя.

Я послушно сделала шаг вперед, опустила капюшон. Хозяйка тихо рассмеялась:

– Вот как… Не красавица. Пустая. Значит, пришла не за тем, за чем обычно приходят эти, из деревень… Жаль. Или кто-то польстился?..

– Я показала свое лицо. – Она не поздоровалась, поэтому я не стала отвечать тем же. Я старалась говорить смело, но мне было очень страшно. – Покажите свое… Чтобы мы говорили на равных.

Женщина снова рассмеялась.

– Какая дерзкая пустышка. Последний нищий не сядет за один стол с тобой – люди в этой стране так суеверны… А ты хочешь говорить на равных со мной? Со мной, надмагой, которая держала в страхе Бирентию. Которая казнила и миловала. Которая одна могла победить сотню солдат. Со мной, которая оградила от смерти дюжину надмагов проклятием – такой была моя сила… Со мной?