Костяное чудище, переставшее терзать мою ногу, отступило назад – вид, как и у хозяйки, у него был обескураженный. В спешке оно задело костистой лапой пол – когти чиркнули воздух совсем рядом с моим лицом, и я почувствовала запах трав, вплетенных в связующую существо пряжу…
Запах шалфея.
Дрожащими руками я достала из кармана синее стеклышко. Без него призраки были видимы, но почти прозрачны. С ним – стали очень четкими, как из плоти и крови.
«Как мне помочь вам? Как?»
Женщина появилась из-за перегородки. На этот раз я и на нее смотрела сквозь синее стекло – если бы не красное платье, я бы ее не узнала. Дряблые груди утонули в корсете. Платье висело мешком. Лицо покрывали морщины. Глаза тускло мерцали глубоко в глазницах, как кусочки черного агата. Растрепавшаяся коса, перекинутая через плечо, была белой, как совиное оперенье.
Я отвела стекло в сторону и снова увидела красавицу – русые волосы, румяные щеки, ясные голубые глаза.
К груди женщина прижимала корзину, из которой доносилось хныканье – тихое, но непрерывное. Призрачная толпа оживилась, задвигалась быстрее. Пустые дети словно забыли обо мне, увидев Крисса.
– Вот, – сказала женщина в красном ворчливо, – сейчас вы получите нового брата… Заберете его, и проваливайте.
Маленькие пустые призраки беззвучно застонали, заколыхались, как волны.
Я вспомнила, как Никто рассказал мне, что пустые – то, что остается после сотворения особенно сильных проклятий. И эта противоестественная, долгая молодость…
Девушки, приходившие на гору, чтобы избавиться от нежеланных детей, – знали ли они, на какую участь их обрекают? Маффи сказала, что не все возвращались назад. Пытались передумать? Вот только вряд ли она позволяла им уйти.
То, чему я не могла помешать, должно было случиться с минуты на минуту. Бестелесная толпа подбиралась ближе к корзине, завороженно глядя на нож в руке надмаги. И тут я увидела взгляд светловолосой девочки – той самой, что привела меня. Самая старшая из призраков, она, видно, была единственной, кто пытался противиться чарам женщины. Поймав мой взгляд, она кивнула на костяное чудище, горшочек между его лапами.
Я действительно никогда не была метким стрелком. Более того, чехол для револьвера я сшила сама, выглядел он так себе, да и оружие в нем постоянно застревало. Но в тот день я выхватила его легко и быстро, так быстро, что женщина в красном не успела отдать приказ костяному чудищу.
Первая пуля снесла ему половину черепа – теперь в меня слепо таращилась только одна пустая глазница. Вторая – оторвала одну из ног, и костяное тело подломилось, упало на бок.
Женщина в красном поняла, что происходит, – слишком поздно, уронила корзину на пол, завизжала – бесполезно. В тот день в тире на городской ярмарке я могла бы выиграть главный приз. Третья – и последняя – пуля попала прямо в горшочек. Он разбился на десятки осколков. Прах, серый, легкий, разлетелся на комнате, осел на земляной пол… В тот же миг, как первые мельчайшие частицы праха коснулись земли, призрачные фигуры исказились, задрожали, стали плавиться, как воздух в сильную жару.
Я успела увидеть взгляд светловолосой девочки – спокойный, благодарный. Она улыбнулась, а потом ее лицо растворилось в воздухе.
– Дрянь! Дрянь!
Призрачные младенцы таяли один за другим, и женщина в красном когтила воздух растопыренными скрюченными пальцами, как будто пытаясь удержать их, и кричала, кричала, кричала… Она тоже менялась. С каждым исчезающим призраком ее облик все больше походил на настоящий, тот, что показало мне синее стекло. Кожа сморщилась, истончилась и высохла. Волосы поседели, поредели; глаза потемнели, угасли, спина сгорбилась.
– Дрянь… Дрянь…
Теперь ее голос звучал тихо, как шелест листьев или скрежет ветки по стеклу.
Костяное существо с негромким стуком обрушилось на стол, разом превратившись в безобидную груду мертвых костей.
Последние прозрачные фигуры растворялись в воздухе – и из корзинки послышался тихий безнадежный плач ребенка. Я со стоном приподнялась – укус на ноге продолжал кровоточить, – взяла корзину за соломенную ручку, подтянула к себе.
Хозяйка дома не пыталась меня остановить. Она опустилась на землю, обхватила свою поседевшую голову руками и глухо, по-звериному стонала и хныкала, раскачиваясь из стороны в сторону, как будто лишилась рассудка.
– Что ты натворила? Что ты натворила? – Она слепо таращилась на меня, размазывая слезы по щекам. – Столько лет их прах питал меня… Столько лет… Нужно было сразу убить тебя…
Я вдруг почувствовала, что сыта по горло этим домом и женщиной в красном. Теперь она меня не пугала – хотя, возможно, все еще была опасна. Зажимая рану на ноге и придерживая локтем корзину, я вытащила из сумки хлеб, соль и шалфей.
– Скольких детей вы убили? Они сохраняли вам молодость? Давали силу?