Пустая Земля

Потекли дни, похожие один на другой. Третьи сутки после несостоявшейся казни в замке мы стояли на Антинории, но я не покидала комнату, боясь ослушаться наказа дальтерийца. Судя по скудным сведениям, подслушанным Эндо у солдат, по отношению к личному составу в экстренном порядке применялись психотехнологии, призванные устранить пагубные последствия применения бракованных шлемов. На планету прибыл специализированный медицинский модуль с пугающей обывателей тета-камерой, позволяющей воздействовать на мозг настроенными на определенную частоту волнами. Подозрительные земноводные дроды никогда бы не позволили проводить со своим сознанием подобные эксперименты. Но… люди нередко пытались переделать себе подобных не силой убеждения, а, сокращая трату ресурсов, простым импульсным воздействием на нейронные сети. Уверена, дальтерийцы сейчас внушают солдатам преданность Империи, которая, очевидно, должна идти из глубин души, а уж никак не под воздействием камеры. Очевидно для цивилизованного общества, а не для дикарей… В Дальтерии способы коррекции психики могут оказаться совсем варварскими.

По мне, так это было совершенно излишне, внушение нужных волн в измененных состояниях сознания могло само по себе принести вред. И тогда вместо лояльно настроенного солдата можно получить не менее лояльно настроенный овощ… Но, мое мнение не спрашивали. Я же удовлетворилась тем, что больше не будет напрасных жертв, и не стремилась вмешиваться во внутренние распорядки военных чужой империи. Мне ясно указали на мое место и я… затаилась.

Я начала привыкать.

Говорят, человеку нужно всего сорок повторений, сорок дней, чтобы привыкнуть к любым условиям. Наше сознание настолько гибко, что готово встроиться ровно в тот мир, куда его поместили. Очутился ли ты в жаркой пустыне, среди бескрайних снегов или на искусственной оптимизированной станции, родился в бедной или состоятельной семье, был захвачен в плен или свобода туманит разум бесчисленными выборами, одинок или сплочен… — исследования показали, что наша психика готова принять все. Она привыкает, воспринимая новый мир как родной, стирая прошлое и утихомиривая бунтующее сознание.

Сознание не может вечно испытывать стресс, истощающий ресурсы организма. Поэтому лучшая стратегия выживания — встроиться в окружающие условия, принимая то, что когда-то было чужим, за свое… И вот уже внутри разливается приятное спокойствие, волны страха готовы раствориться в зыбкой, но так необходимой вере, что жизнь не так уже плоха.

Я перестала бояться Зэлдара. Внезапное открытие показалось мне настолько любопытным, что я раз за разом прокручивала дальтерийца перед внутренним взором, прислушиваясь к своим ощущениям. Но… в груди больше не слышалось болезненных спазмов, змея страха не спешила стянуть мои ребра тугим жгутом как раньше. Колени не дрожали, язык не немел, а интуиция отчего-то подсказывала, что Зэлдар не станет причинять мне ощутимый вред. Он так и не вернулся к допросу, и, не в силах все время пребывать в напряжении, я расслабилась, беспечно сбрасывая со счетов возможную угрозу.

Хотела бы я сказать, что дыхание мое оставалось спокойным при мысли о мужчине, закованном в броню с головой. Но, приходилось признать, что стоило мне вспомнить Зэлдара, как тут же воображение подкидывало моменты наших близких встреч, и легкие делали рваный вдох, а невидимая молния ощутимым разрядом устремлялась вниз, в живот и словно убегала в пол через ноги. Оставляя после себя покалывающее тепло и чувство чего-то ноющего, бессовестно нуждающегося в дополнении.

Нельзя к такому привыкать, корила я себя. Но тело послушно встроилось в распорядок дня, как винтик в большой отлаженный механизм. Зэлдар все так же навещал меня каждый вечер, превращая все наше общение в физиологический театр. Мы почти не говорили. И зачем, раз дальтериец нашел мне вполне прозаичное применение, которое, по счастью, никак не сказывалось на моей способности трезво оценивать происходящее, и не задевало мои глубинные чувства, не вредило здоровью.

Похоже, нас обоих устраивало это молчаливое соглашение. Наверное, это звучит дико… Но из всех возможных вариантов пребывания в плену, этот был не самым худшим. И постепенно моя привычная реальность жизни в Союзе словно начала отдаляться в сознании, казаться чем-то зыбким и неестественным. Я словно и не жила там.

Сорок дней? Прошло меньше половины этого срока моей жизни в других условиях, но я адаптировалась к совершенно чуждому для меня образу жизни. Пытаясь анализировать эту трансформацию, я неизменно приходила к выводу, что главным судьбоносным фактором всей этой истории был, как ни странно, маленький, теперь напоминающий голову, робот Эндо.