Пустенье

Ковров надел солнцезащитные очки и молча улыбнулся.

Волны медленно и монотонно раскачивали катамаран, и Максим откинулся на сиденьи, открываясь горячим лучам закатного солнца, зависшего над зелеными холмами, опоясывающими озеро со всех сторон. Анна осталась на пирсе, а он отправился поплавать на катамаране, чтобы наконец почувствовать себя по-настоящему расслабленным. Вокруг не было людей, только чернильно-черная вода, и можно было позволить себе даже вздремнуть, отпуская мысли свободно течь подобно облакам, проплывающим в вышине. Но внимание упорно скатывалось к внутреннему диалогу, возникающему вокруг одной и той же проблемы, захватившей полностью все аспекты сознания.
Тайшины, зедарки, Данилыч, Кайчи… Все перемешалось в какой-то сумбурный клубок событий, распутать который логическим путем действительно было невозможно. Максим чувствовал, что стоит перед каким-то рубежом, за которым его жизнь изменит свое привычное русло. И границы этого рубежа охраняет устрашающая фигура зедарка, поединок с которым должен определить: удастся ли миновать эту загадочную черту или результатом этой схватки будет смерть.
Данилыч. Максим посмотрел на пирс, где белела крохотная фигурка Анны в светлом летнем платье. Мог ли Данилыч действительно быть «Юр-мэнсуком»? Или это было страшным недоразумением, порожденным перепуганным восприятием Арамовой и Филатова?
Максим посмотрел на воду под двумя понтонами катамарана, и разыгравшаяся фантазия нарисовала ему жуткую картинку: из черной глубины поднимается призрачно белое лицо ведуна, и он выныривает на поверхность, цепляясь за поручни раскачивающегося на слабых волнах плавсредства. Мгновение, и старик хватает его за руку, отталкиваясь от катамарана и опять погружаясь в ледяную бездну, утягивая с собой Коврова. А катамаран остается плавать на поверхности, пока его не прибьет волнами к берегу или его не обнаружат удивленные отсутствием пассажира спасатели с дебаркадера.
Максим мотнул головой. Наваждение пропало. Бликующая поверхность озера была безжизненна и спокойна, и только мелкая рябь, поднятая прохладной вечерней «низовкой» – коварным ветром, дующим с далекого залива, несильно раскачивала катамаран из стороны в сторону. Солнце спряталось за рваную темную тучу, приплывшую с севера, и на черной глади воды, как в зеркале, отражались причудливые силуэты затемненных облаков. Максим отрешенно наблюдал за их трансформациями, словно это был «театр теней», пока из хаотических клякс, подсвеченных солнечными лучами, не стали формироваться вполне определенные персонажи. Вот прямо рядом с левым понтоном возникла угрожающая фигура с четырьмя руками и отчетливыми рожками на большой голове! Ковров усмехнулся, но в свете его последней фантазии с выныривающим из глубины ведуном эта иллюстрация на водной поверхности вызвала в нем волну холодного ужаса, заструившегося по спине. Фигурка черта была столь реальна, что не оставалось никаких сомнений: мир вокруг о чем-то предупреждал его, подавал знак, пренебречь которым было попросту невозможно, когда он был показан с такой очевидностью. Ковров сжал зубы и стал продолжать наблюдение за движущимся на экране озера чертиком. А четырехрукий силуэт раздувался, улыбаясь провалом огромного рта на рогатой голове. Казалось, что он, эта бесплотная тень, символизирующая, без сомнения, Зурду, а может, даже более конкретную его ипостась – зедарка, схватит катамаран и раскачает его не хуже, чем это сделал бы большой катер, проплыви он в опасной близости от лодки. Максим осмотрелся. До ближайшего берега было метров сто. В холодной воде Телецкого озера это расстояние было равносильно смерти. Мелькнула бредовая мысль: а вдруг эта тень на воде – порождение темного дара зедарка, создающего в привычном материальном мире свой аналог пространственно-временного континуума, в котором тени могут выступать в роли неуловимых убийц?
Но ощущения измененного восприятия Ковров не испытывал, значит, тень на воде была не более чем зловещий символ. А черт на обратной поверхности волн танцевал какой-то завораживающий ритуальный танец, изгиляясь и гримасничая, помахивая четырьмя длинными руками и закрывая собой солнечный свет. Максим уже хотел было метнуть в жуткое отражение один из своих метательных шаров, но в этот самый момент из-под катамарана выплыла еще одна тень. Ковров с изумлением увидел, что эта фигура была похожа на силуэт большой черной собаки, зависшей в воде между ним и ухмыляющимся чертом. Это было невероятно, но это также невозможно было списать на игру воображения. Вот они, анимационные картинки, на расстоянии двух метров от единственного зрителя исполняющие какую-то потустороннюю, завораживающую мистерию. Светотени на экране озера Сновидений…
Максим замер, наблюдая, как черт заметно уменьшился в размерах и стал менее динамичен, будто появление силуэта собаки поубавило в нем былой негативный энтузиазм. Все это могло обозначать только одно: Сила Тай-Шин по-прежнему охраняла одного из своих воинов. Но это означало также и другое: черный Каркамас и темный чертик не зря появились перед ним в этот вечер. Максим прищурился и обвел взглядом берег озера. Это означало также еще и то, что Битва начнется очень скоро и зедарк уже прибыл.

Ночь была жаркой и душной. У Анны поднялась температура, и Максим сидел около ее кровати, положив свою ладонь ей на лоб. Тогда жар спадал, но стоило ему убрать руку, девушку снова начинало трясти. Скорее всего ее продуло во время экспедиции по озеру: коварные ветры «верховка» и «низовка», господствующие в этих местах, были непредсказуемы и вполне возможно, именно они послужили причиной столь стремительного недомогания. Кроме того, организм девушки был ослаблен нервными переживаниями, выпавшими на ее долю в эти несколько последних безумных дней.