Пусти к себе свет (ЛП)

– Да какая разница, что считает этот ублюдок?

– Дело еще не закрыто.

– Раз так, то пускай найдет гребаного свидетеля.

– Уже нашел.

Она замолчала, в ее глазах появилось сомнение.

– О чем ты болтаешь? – спросила она, когда я не стал продолжать.

– С тобой был Иши. В тот день.

Я ткнул наугад – помня о гильзе и об окровавленной тряпке, которые мы нашли в обувной коробке у Сары в шкафу. Может, это и была та самая пропавшая гильза, о которой рассказывал Калкинс?

Сомнение в ее взгляде сменилось страхом. После долгого молчания она – встревоженная, помрачневшая – поднялась.

– Да пошел ты, Хен, – сказала она. – Иди на хер вместе со всей этой проклятой семейкой.

– Так вот, насчет сделки, – ровным голосом сказал я.

– Что?

– Калкинс сказал, что если ты не выложишь правду, то сделки не будет.

– Хен, я не стану признаваться в убийстве собственного отца. Я не настолько глупа.

– Ну, значит сядешь в тюрьму.

– Это мы еще поглядим. О, и кстати, спасибо, говна ты кусок, за то, что отсудил у меня опеку над моим гребаным сыном.

Она развернулась и ушла прочь.

 

Глава 89

Семя сомнения

На улице Калкинс, увидев меня, выбрался из машины.

– Сделал, что я просил? – начал он сразу.

– Попытался.

– Она сказала тебе, кто был отцом?

– Мой отец. Так она говорит.

– Ты сказал, что у меня есть свидетель?

Я кивнул.

– А она?

– Испугалась. По ней было видно. Но вы же знаете, Ишмаэль ничего не запомнил. Ему было тогда всего три.

– Не имеет значения, Хен. Главное, что она верит в то, что у нас есть свидетель. Заронить семя сомнения – это все, что мне нужно.

– Как-то все это неправильно, – сказал я.

– Только не жмись тут мне.

– Она ведь моя сестра.

– А еще она убийца твоего папы. Не забывай это, Хен. Если хочешь оставить того мальчонку себе, делай, что я говорю.

– Тот мальчонка – мой младший брат, и его у меня не отнимут. Я – его единственная родня.

– Хочешь, чтобы я рассказал судье о той ночи, когда я приезжал к вам домой?

Я нахмурился.

– Хен, думаешь, он не заинтересуется тем, что ты сделал?

– Я был расстроен!

– Расстроен? Да ты с катушек слетел.

– Я ничего плохого не сделал.

– Вряд ли судья согласится с тобой. Мы не пишем рапорты о подобных случаях не без причины.

– Чтобы потом было чем шантажировать?

– Если придется, – просто ответил он. – Это секрет. Кому-то ведь надо хранить городские секреты, разве не так? Никогда не знаешь, когда они пригодятся.

– Я ничего плохого той ночью не сделал.

– Вопрос не в том, сделал ли ты что-то плохое. Вопрос в том, вменяем ли ты. И как у тебя дела со стабильностью и душевным здоровьем. Если ты думаешь, что растить детей можно в любом психическом состоянии, то ты обманываешь себя.

Я молчал.

– Мой рот на замке. Но ты должен мне подсобить. Это все, о чем я прошу. Хен, я не стану сильно давить на тебя. Ты парень хороший. И всегда был таким. Никогда никаких проблем с тобой не было и вряд ли когда-нибудь будет. Но на мне висит нераскрытое дело, и, Богом клянусь, тем способом или иным, с тобой или без тебя, но я докопаюсь до правды. Я твоему папе многим обязан.

Я вздохнул тяжелее, чем собирался.

– Хорошо? – спросил он и в эдаком приятельском духе положил руку мне на плечо.

– Я попытаюсь.

 

Глава 90

Я не дрессировщик дебилов

– Твое имя попало на Стену Позора, – с улыбкой сказала Дебби, когда в среду днем я заступил на свою смену во «Всегда экономь». – Не ожидала, что они подадут эту историю именно так.

– Я тоже, – признался я.

Она имела в виду статью Марка Фусберга о том, как совет церкви Святого Спаса «уволил» музыканта-гомосексуалиста. Фусберг поместил ее на вторую страницу, где выходила местная «криминальная» хроника. В Бенде ее называли Стеной Позора.

– Марк сказал, ты не хочешь давать комментарии.

– Не хочу.

– Почему?

– А что мне сказать? Умоляю, разрешите мне играть на гитарке на ваших миленьких мессах?

– Хен, ты должен дать им отпор!

– Кому? Всей католической церкви?

– Той ведьме из приходского совета. Мисс Стелле. Так и тянет отсыпать ей пару ласковых, и в следующий раз, когда она положит ребрышки на мою ленту, я, наверное, не сдержусь.

– Это бессмысленно.

– С таким подходом ничего не изменится.

– Дебби, я не дрессировщик дебилов. Нянчиться с ними, пока они преодолевают приступы фанатизма и предрассудков, – с этим, прошу, не ко мне. Да и что ты предлагаешь сказать? «Извините, что вам приходится слушать, как какой-то педик играет на гитаре…»

– Не называй себя так.

– Ну а кто я?

– Ты гей. Есть, знаешь ли, разница. Ты должен с ними бороться.

– Я не первый, кого за это уволили. И не последний.

– Но это неправильно.

– Как будто бы мне там платили.

– Неважно.

– Я правда не хочу это обсуждать.

– Привыкай, приятель. Сегодня все только об этом и говорят. У тебя в нашем городе много друзей и союзников. Ты не заслуживаешь, чтобы с тобой так обращались. Бетси, моя подруга, она заходила недавно… сказала, что они с радостью пригласят тебя играть во Всех Святых в Тупело.

– Это епископальная церковь.

– И что? Суть в том, что не все церкви такие, как твоя.