– Что ж ты за угрюмая сучка такая.
– Ну заплачь еще.
– И заплáчу, а после оттрахаю тебя до потери сознания. Хен, у меня был тяжелый день. Мне нужно хоть что-нибудь.
Он отвернул край одеяла и, наклонившись, начал целовать мою грудь.
– Оставь меня в покое, – сказал я.
– Ну ладно тебе, – сказал он. – Ты же знаешь, это помогает мне расслабиться.
– Я не в настроении.
– Не в настроении?
– Он может зайти…
– То есть, вот значит как? Появляется ребенок, и внезапно интерес ко мне испаряется? Он уже спит. Хен, ну давай. После такого дня мне очень, очень нужно оказать скорую сексуальную помощь. Мне нужно
– Сэм, отвали.
– Обожаю, когда ты грубишь мне в постели.
– Он перепугается, когда поймет, что мы с тобой спим. Если он зайдет, а мы будем трахаться…
– Но я хочу секса и хочу тебя. Что в этом плохого? И ты меня тоже хочешь. Я же знаю, что твоя маленькая свистулька любит меня.
– Любит, – согласился я, – и она не маленькая. Но прямо сейчас мы слегка озабочены.
Он откинул одеяло еще дальше, потом подцепил большим пальцем резинку моих трусов и попытался стащить их вниз.
– Перестань! – приказал я.
– Мне просто нужно хоть что-нибудь…
– У тебя есть рука.
– Предлагаешь мне подрочить?
– Если иначе никак.
– Я мужчина, и у меня есть потребности.
– Я принесу тебе «клинекс».
– Как романтично.
– Переживешь.
Я повернулся к нему спиной.
– Серьезно? – сказал он. – Никакой мне сегодня любви? Ты разве не уважаешь святость брачного ложа? Ты понимаешь, что, поскольку ты мой супруг, то удовлетворять мои нужды – твой предписанный Господом долг? Что ты за муж такой?
Он свернулся калачиком у меня за спиной и, втираясь в меня своим стояком, положил руку на перед моих трусов.
– Господи, какой же ты похотливый ублюдок, – сказал я.
Глава 16
Ты утратил свой свет
– Можно сказать тебе одну вещь? – позже спросил меня Сэм.
– Какую?
– После смерти родителей ты перестал быть собой.
– Спасибо.
– Хен, это была не претензия. Ты закрылся. Отгородился от всех. Ты больше не поешь. И не пишешь песен. Не играешь на гитаре, кроме как в церкви. Мы с тобой миллион лет не устраивали джем.
– И в чем суть твоей мысли, если она вообще есть?
– Ты всех отталкиваешь. Ты, по-моему, уже лет сто не заводил новых друзей, а со старыми мы теперь совсем не общаемся. Мы только и делаем, что работаем. Я не жалуюсь, но ты не тот парень, которого я полюбил. Ты утратил свой свет. Хен, прошло три года с тех пор, как они умерли.
– Ну извини, что я не умею скорбеть с нужной тебе быстротой.
– Я не это имел в виду. Просто мне хочется, чтобы мой парень вернулся. Тот парень, с которым было так весело. Который что угодно был готов сделать на спор. Который любого мог перепить. Который запросто догола раздевался. Когда мы в последний раз ходили в голый поход? Или садились посмотреть вместе порно? Или напивались в дрова, чтобы все вокруг заблевать? Или трахались при луне на заднем крыльце, как похотливые кролики?
Я вздохнул.
– Хен, я просто хочу, чтобы мой парень вернулся. Я знаю, он где-то здесь.
– Мне кажется, в тот день мама с папой забрали с собой и меня…
– Нельзя, чтобы это влияло на тебя до конца твоей жизни.
– Доктор Рейкстро, честное слово, я больше не могу выносить ваш психоаналитический бред.
– Не хочу тебя доставать, но у меня такое ощущение, словно наши жизни поставили на паузу.
– Не сомневаюсь, что ты уже давно бы оправился.
– Я не представляю, чтобы я бы сделал на твоем месте.
– Вот именно. Не представляешь.
– Я просто хочу, чтобы все стало, как раньше. Сколько мне еще ждать?
– Можешь не ждать. Можешь взять свою чертову похотливую задницу и отправиться вместе с нею за дверь хоть прямо сейчас – мне все равно.
– О чем и речь. Раньше ты никогда бы такого мне не сказал.
– Извини, Сэм. Столько всего навалилось.
– На тебя одного?
Глава 17
Где тебя черти носят?
У меня не получалось заснуть.
Выбравшись из постели, я взял телефон и ушел в гостиную. По ночам, когда в доме становилось темно и тихо, мне все напоминало о маме. И о папе порой, но чаще о маме. Это был ее дом, ее мебель. Земля, почва, грязь, кровь, кухонный стол, комоды, стулья, ковры – все пришло с ее стороны семьи. На окнах до сих пор висели сшитые ею шторы. Безделушки, которые она собирала, купленные на гаражных распродажах броские картинки, большое распятие над кухонной дверью, связанное ею покрывало на спинке дивана – все это были мамины вещи. Ее предки жили в округе Монро на протяжении двенадцати поколений.
Она до сих пор была здесь, в этом доме, среди дорогих ее сердцу вещей. Сами половицы, казалось, вздыхали, оплакивая ее.
Сэм хотел продать этот дом и купить вместо него что-то свое, что-то полностью наше, не населенное призрачными тенями моих родителей. Я не мог заставить себя сказать ему, что не смог бы продать его, даже если бы захотел.
Я сел в кресло возле окна, нашел в сотовом Сарин номер, нажал на кнопку звонка и оказался переведен на автоответчик.