Пустой человек

– Показывайте, – хрюкает Павел. А, вот он почему недоволен: холодные руки и горячий разум плюс орлиное зрение – а тропинку-ток поляне сам не отыщет. Ну, у всех свои недостатки, как, впрочем, и достоинства.

– Метров двести прямо, потом налево, – сухо говорю я.

– Ага… Да там дерево же!

– Сворачивай, умник. И прямо давай, прямо, не торопись только.

– Ну ладно… – бурчит кожаная спина. Духи знают, что он чувствует, направляя машину шефа аккурат в дерево. Мне до того дела нет. Новенький Никита вздрагивает. Тоже не восторге? Ну и славно, меньше хлопот потом.

Про последний раз генерал не зря упомянул. Везли вот такого же новичка инициировать, а обратно в контору Павел отвез уже сумасшедшего. Нет, понятно, медальку и на пенсию, но парень навсегда остался какой-то важной частью в Нижнем мире. Я тут не при чем, пусть стойких разумом Невтонов присылают.

– Поляну видишь, боец? – спросил я куда-то между водителем и пассажиром. Оба синхронно кивнули. – Отлично. Машину слева, возле орешника ставь. В круг не заезжай.

Теперь кивнул один Павел. Никита сжался на своем сидении, видимо, переоценил я его слегка. Посмотрим, посмотрим…

Павел из машины выходить не стал и здесь. Сидит, книжку в телефоне читает. Повышает культурный уровень или освежает уставы? Да не мое дело, в принципе, лишь бы в круг не лез.

– Значит, так… – Это я уже новенькому. Стоит со мной рядом, озирается. Тоже удивлен, что полянку не засрали. – Все металлические вещи из карманов и в машине оставь.

– И табельное? – застенчиво переспрашивает Никита.

– И кобуру, дружок. И шнурки вытащи, если фестоны железные. Тебе генерал сказал меня слушаться? Как в томограф лезешь, понял?

Новенький кивает и начинает выгребать из карманов телефон, ключи, неожиданно яркий – красный с оранжевым – кошелек. Потом расстегивает «молнию» и снимает куртку. Пистолет с кобурой.

Я оглядываю его задумчиво:

– Сапоги резиновые, нормально. Штаны спортивные… На резинке? Хорошо. Майка, свитер. Молодец. А! Крестик есть?

Никита ковыряется руками, закинув их назад, за голову, потом протягивает – почему-то мне – цепочку с крестом.

– Туда же. В машину. Павлу скажи, пусть окна закроет. Наглухо, да. Мало ли что, мы здесь пошумим слегка.

– А я вот читал, камлать ночью надо… – возвращаясь от машины, говорит Никита.

– Скажи, дружок, я тебя стрелять не учу? Вот и ты мне не вкручивай, что когда надо. Не первый год замужем.

Костер я разжег на старом месте. Обошел полянку, наломал сухих веток – их много не надо, на полчасика. Мы ж не пионеры, до неба огонь подымать.

Пламя сегодня веселое, бойкое. Уже интересно. Костер никогда одинаковый не бывает и тут не в ветре дело, не в дровах. Огонь – он живой. Он уже как открытая дверь в Нижний мир, только маленькая такая. Кошачья. Но я-то ее сделаю побольше, такая вот работа.

– Вот чурбак лежит, заметил? Сядь на него и сиди. Молча. Не говори, не вскакивай, а главное – не выходи из круга.

– А круг – это…

– Видишь бороздку вокруг поляны? Это он и есть. Здесь – мы и духи, а там – генерал, сотовая связь и волатильность курсов. Осознал?

Он опять кивает. В глазах поменьше бодрости, чем при встрече – скорее смесь тоски и ожидания неких неприятных чудес. Нормальное настроение, кстати, лучше, чем неверие или благостный идиотизм.

Надеваю маску. Теперь огонь костра словно фокусируется в прорезях для глаз, остаются только он – и я. И еще этот молоденький офицер в смешных резиновых сапогах. Приступим, пожалуй.

– Теньере-е-е… – начинаю я петь, обходя костер против часовой стрелки. Ударяю в бубен – первый раз совсем тихонько, двумя пальцами, словно нащупываю дорогу сквозь пламя. – Теньере-е-е!

Не спрашивайте меня, что это означает. Вы либо можете сами и тогда не о чем спрашивать, либо слепы – и тогда я вам ничего не смогу объяснить.

Удары становятся чаще. Сильнее. Я уже ничего не слышу сам, кроме грохота бубна. И не вижу ничего, кроме костра. Пламя на моих глазах начинает метаться, принимать на мгновение какие-то формы, чтобы потом стереть их и заменить другими. Это живая глина в невидимых даже мне руках. Или лапах? По-разному бывает, не стану скрывать.

Никиту я не вижу, но ощущаю краем сознания. Ему страшно. Ему очень страшно – и это хорошо. Взялся за гуж и удостоверение «сотрудник» – будь любезен лазить из кузова в кузов как заводная игрушка трансформер. Иначе никак. Иначе – профанация и незнание матчасти.

Из пламени лепится некая устойчивая фигура. Даже мне в такие моменты не по себе, но я хотя бы знаю, на пороге между чем мы стоим. Впрочем, вру. Не знаю. Настоящему пилоту ведь не нужно знать устройство самолета до последней заклепки? Вот именно.

– Теньере-е-е! – кричу я страшно, пронзительно, заканчивая на столь высокой ноте, что никогда бы не повторил нечто подобное вне круга.

Фигура из огня поднимает лапы, словно приветствуя, и наконец-то распадается, открывая нам проход.