Пустой дом и другие рассказы

Он уставился на нее в безмолвном изумлении – изумлении, которое было опасно близко к ужасу. Это действительно было лицо его тети, но это было ее лицо сорокалетней давности, пустое невинное лицо девушки. Он слышал истории о том странном эффекте ужаса, который мог стереть с человеческого лица все другие эмоции, стирая все предыдущие выражения, но он никогда не думал, что это может быть правдой в буквальном смысле или может означать что-то настолько ужасное, как то, что он сейчас видел. Ибо ужасный отпечаток всепоглощающего страха был ясно написан на этом совершенно пустом девичьем лице рядом с ним; и когда, почувствовав его пристальный взгляд, она повернулась, чтобы посмотреть на него, он инстинктивно крепко зажмурился, чтобы не видеть этого зрелища.

Тем не менее, когда он обернулся минуту спустя, полностью овладев своими чувствами, он, к своему огромному облегчению, увидел другое выражение; его тетя улыбалась, и хотя лицо было мертвенно-бледным, ужасная пелена поднялась, и нормальный вид возвращался.

– Что-нибудь не так? – это было все, что он мог придумать, чтобы сказать в данный момент. И ответ, исходящий от такой женщины, был красноречив.

– Мне холодно… и немного страшно, – прошептала она.

Он предложил закрыть окно, но она вцепилась в него и умоляла не отходить от нее ни на мгновение.

– Это наверху, я знаю, – прошептала она со странным смешком, – но я никак не могу подняться наверх.

Но Шортхаус думал иначе, зная, что в действии заключается их лучшая надежда на самообладание.

Он взял фляжку с бренди и налил стакан чистого спирта, достаточно крепкого, чтобы помочь кому угодно в чем угодно. Она проглотила его с легкой дрожью. Его единственной мыслью сейчас было выбраться из дома до того, как ее крах станет неизбежным, но это нельзя было безопасно сделать, поджав хвост и убегая от врага. Бездействие больше было невозможно, с каждой минутой он все меньше владел собой, и отчаянные, агрессивные меры были необходимы без дальнейшего промедления. Более того, действие должно было быть предпринято по отношению к врагу. Кульминационный момент, если он необходим и неизбежен, нужно было бы встретить смело. Он мог бы сделать это сейчас, но через десять минут у него, возможно, не осталось бы сил действовать за себя, не говоря уже о том, чтобы действовать за обоих!

Наверху звуки тем временем становились все громче и ближе, время от времени сопровождаемые скрипом досок. Кто-то крадучись передвигался по комнате, то и дело неловко натыкаясь на мебель.

Подождав несколько мгновений, чтобы огромная доза спиртного произвела свой эффект, и зная, что в данных обстоятельствах это продлится недолго, Шортхаус затем спокойно поднялся на ноги, сказав решительным голосом:

– А теперь, тетя Джулия, мы поднимемся наверх и выясним, из-за чего весь этот шум. Ты тоже должна пойти. Это то, о чем мы договорились.

Он взял свою трость и пошел к шкафу за свечой. Рядом с ним, тяжело дыша, неуверенно поднялась обмякшая фигура, и он услышал, как голос очень слабо произнес что-то о том, что она "готова пойти". Мужество женщины поразило его; оно было намного больше, чем его собственное; и, когда они продвигались вперед, высоко держа капающую свечу, какая-то неуловимая сила исходила от этой дрожащей, бледнолицей пожилой женщины рядом с ним, которая была истинным источником его вдохновения. В ней было что-то действительно великое, что пристыдило его и дало ему поддержку, без которой он оказался бы гораздо менее достойным этого события.

Они пересекли темную лестничную площадку, избегая смотреть в глубокое черное пространство над перилами. Затем они начали подниматься по узкой лестнице навстречу звукам, которые с каждой минутой становились все громче и ближе. Примерно на полпути вверх по лестнице тетя Джулия споткнулась, и Шортхаус повернулся, чтобы поймать ее за руку, и как раз в этот момент в коридоре для прислуги наверху раздался ужасающий грохот. За этим немедленно последовал пронзительный, полный агонии крик, который был криком ужаса и мольбой о помощи, слившимися воедино.

Прежде чем они успели отойти в сторону или спуститься хотя бы на одну ступеньку, кто-то промчался по коридору наверху, ужасно спотыкаясь, бешено мчась на полной скорости, перепрыгивая через три ступеньки за раз, вниз по той самой лестнице, где они стояли. Шаги были легкими и неуверенными, но прямо за ними послышалась тяжелая поступь другого человека, и лестница, казалось, задрожала.

Шортхаус и его спутница едва успели прижаться к стене, когда на них обрушился топот летящих шагов, и два человека, с минимально возможным интервалом между ними, промчались мимо на полной скорости. Это был идеальный вихрь звуков, ворвавшийся в полуночную тишину пустого здания.

Два бегуна, преследователь и преследуемая, прошли прямо сквозь них там, где они стояли, и уже с глухим стуком доски внизу приняли сначала одну, затем другого. И все же они не видели абсолютно ничего – ни руки, ни предплечья, ни лица, ни даже клочка развевающейся одежды.