За несколько дней до этих событий, ранним утром профессор Поль Дро сидел в своем кабинете с усталым видом рассеянно подписывал бумаги; дверь кабинета неслышно отворилась и пропустила посетителя, не давшего себе труда постучать.
Дро даже не обернулся, только спросил:
— Это вы, мадемуазель Даниэль?
— Это не Даниэль, дорогой профессор, — ответил ему мужской голос, — это я…
Профессор поднялся.
— Вы, Миньяс? — сказал он, протягивая руку новому владельцу лечебницы. — Чем обязан столь раннему визиту?
С Миньясом Дро всегда был приветлив, хотя в голосе его угадывался холодок. Возможно, профессор Дро, поначалу встретивший греческого финансиста как спасителя, постепенно переменил свое мнение и теперь питал к нему менее горячую привязанность.
Ну, а Миньяс был все тем же — спокоен, холоден, невозмутим, самоуверен и, главное, с виду беззаботный и не обремененный делами.
— Хотите знать, — поинтересовался он, — с чего это я вдруг пожаловал? Черт побери! Могли бы и догадаться.
— Не имею ни малейшего представления.
— Так вот, дорогой мой, смею вам напомнить, что сегодня понедельник, и вечером я должен иметь пятьсот тысяч франков — эту сумму я обязался выплатить Картере за лечебницу.
Не прерываясь, Миньяс аккуратно положил на стол цилиндр, одну за другой стянул и небрежно бросил перчатки, прислонил к дивану великолепную трость из кости носорога — сенсацию всех модных ресторанов.
Изменившись в лице, профессор молча наблюдал за ним, не зная, что и сказать.
— Я не забыл, что сегодня вечером вам надлежит выплатить долг, Миньяс, но мне непонятно, почему это обязательство привело вас сюда.
Миньяс откинулся в кресле, устраиваясь поудобнее, как человек, готовящийся к бурному спору.
— Ах, не понимаете, — усмехнулся он, — господи, да ведь это проще простого; чтобы понять, о чем идет речь, вовсе не обязательно быть пророком. Я и не собираюсь скрывать от вас цель моего визита. Посколько лично у меня, Дро, нет ни гроша, а платить надо, я пришел разузнать, нет ли, случаем, денег у вас.
— Нет ли у меня денег? — выдохнул Дро, — да вы с ума сошли! Что за шутки, Миньяс? Я ведь уже говорил вам, у меня, как и у вас, нет ни су; да если бы у меня и были деньги, разве я допустил бы продажу лечебницы, я сам купил бы ее; что же до вас…
— Что до меня, — спокойно продолжил Миньяс, — вам плевать на мои затруднения, не так ли Дро? Вам и дела нет, что я буду опозорен и что завтра же на бирже все будет перешептываться: слышали последнюю новость? Миньяс купил дело у Картере и не смог расплатиться?.. Этого вы дожидаетесь?
Дро вскочил. Опершись о камин, он стоял против Миньяса, скрестив на груди руки и глядя ему прямо в глаза:
— Этого ли, другого, — хрипло вымолвил он, — я знаю одно: уже три месяца как денежные заботы занимают все мои мысли. Ни минуты, ни секунды покоя. Больше я ничего не знаю, да и знать не хочу. Когда неделю назад вы, Миньяс, столковались с Картере, вы не могли не знать, что за несколько дней вам не раздобыть пятьсот тысяч. Неделя прошла, пришел срок платежа, как не крути, а придется признать, что платить вам нечем.
Дро говорил с горячностью человека, искренне возмущенного ходом событий, и говорил он чистую правду. Уже давно этот незадачливый делец, погруженный в науку, совсем потерял голову от свалившихся на него материальных забот, с каждым днем они множились и ввергали его во все большее отчаяние.
Кого винить, если Миньяс совершил сделку, заведомо зная, что платить ему нечем — вот пусть теперь сам и выпутывается.
Вне себя от отчаяния, несчастный профессор твердил одно:
— Я к этому не имею ни малейшего отношения… больше мне сказать вам нечего.
Спокойный, внешне невозмутимый, Миньяс с улыбкой наблюдал, как Поль Дро все больше мрачнеет.
— Полноте! — вставил он. — До шести вечера еще уйма времени, успеем раздобыть недостающие четыреста сорок тысяч.
— Четыреста сорок тысяч?.. — вздрогнул Поль Дро. — Что вы хотите этим сказать? Разве вы приобрели лечебницу не за пятьсот тысяч?
— В самом деле, — улыбнулся Миньяс, — но с тех пор мы ведь с вами заработали шестьдесят тысяч… Не прикидывайтесь, Дро, надеюсь, вы не забыли о чеке милейшего Педро Коралеса.
При имени Педро Коралеса профессор смертельно побледнел. Как мог он забыть о дерзкой выходке перуанца Коралеса, подарившего ему чек на шестьдесят тысяч франков, чтобы отблагодарить, в сущности, за убийство тетушки, оставившей ему баснословное наследство.
Эта постыдная сделка не шла у него из головы, он помнил, как чуть было не отказался от этих проклятых денег, как согласился принять их не без давления Миньяса, который высмеял его колебания, назвал их болезнью угрызений совести.
Белый как мел, Дро машинально сел. В ярости он с шумом выдвинул большой ящик своего огромного письменного стола.
Там, под кипой бумаг, лежал чек Педро Коралеса.
— Все верно, — едва слышно сказал он, — как вы точно подметили, мы заработали шестьдесят тысяч франков… Вот они. Теперь недостает всего четыреста сорока тысяч.