Пустой трон

– Нет. Нет-нет-нет! Это колокол.

– Похороны, значит?

Эдит кивнула.

– Ты любила его, – сказал я почти с укором.

Она, видимо, задумалась, потому что ответила не прежде, чем колокол прозвенел еще шестнадцать раз.

– Он был добр ко мне.

Казалось странным, что кузен Этельред мог быть добр, но я ей поверил. Поцеловал ее в лоб и крепче обнял. Мне подумалось, что Этельфлэд убьет меня за это, но мысль, что удивительно, не встревожила меня.

– Тебе следует пойти на похороны, – предложил я.

– Епископ Вульфхерд сказал, что я не должна.

– По причине прелюбодейства?

Эдит кивнула.

– Если всем прелюбодеям запретить, в церкви ни души не будет, – заметил я. – Самого Вульфхерда в том числе!

Она снова всхлипнула:

– Вульфхерд меня ненавидит.

Я хохотнул. Боль под ребрами никуда не делась, но стала глуше.

– Что смешного? – вскинулась девушка.

– Меня он тоже терпеть не может.

– Однажды он… – начала она, но осеклась.

– Однажды что?

– Ну, ты знаешь…

– Правда?

Эдит кивнула:

– Епископ потребовал, чтобы я исповедалась, потом заявил, что отпустит мне грехи, только если я покажу ему, чем занимаюсь с Этельредом.

– Ты согласилась?

– Нет, конечно! – В ее голосе слышалось возмущение.

– Зря.

Девчонка вскинула голову и посмотрела на меня. Глаза у нее были зеленые. Смотрела она долго, затем потупила взгляд.

– Эльфинн говорила, что ты хороший человек.

– А ты?

– Я утверждала, что ты скотина.

Я расхохотался:

– Да ты ведь меня никогда не встречала!

– И она твердила то же самое.

– Однако права была ты, – решительно произнес я. – А Эльфинн ошибалась.

Эдит негромко захихикала. Это лучше, чем плач.

Мы лежали и слушали, как поют петухи.

* * *

Пока я одевался, колокол все еще звонил. Эдит лежала под одеялами из шкур и наблюдала за мной. Я облачился в одежду, в которой путешествовал: промокшую, грязную и вонючую. Потом наклонился поцеловать ее, и боль накатила снова. Она была не такой жестокой, но не исчезла.

– Ступай и позавтракай, – велел я ей. Затем отправился на главный двор.

От реки поднимался туман, смешиваясь с пеленой низко летящих серых облаков.

Финан встретил меня во дворе и ухмыльнулся:

– Хорошо почивал, господин?

– Иди и прыгни в озеро, ирландский ублюдок, – посоветовал я. – Где мальчишка?

– Проснулся. Эдрик за ним присматривает. – Он посмотрел на небо. – Не слишком хороший день для похорон.

– Для похорон Этельреда любой день сгодится.

– Пойду высуну нос на улицу. – Финан кивнул в сторону арки ворот. – Посмотрю, что там творится. В последние час-другой все было спокойно.

Я вышел вместе с ним. Окрестности дворца выглядели погруженными в спячку. У большого дома располагалось несколько караульных, гуси щипали мокрую траву, а к уединенной часовне у главных ворот направлялся торопливым шагом одинокий священник.

– В господский дом заглядывал? – поинтересовался я у Финана.

– Все в порядке. Ее милость в верхних покоях, а двое наших фризов перегораживают лестницу, как пара быков. Между ними никто не проскочит.

На усиление собственной стражи Этельфлэд я отрядил Гербрухта и Фолькбальда.

– Да никто и не пытался, – добавил Финан.

– А Этельхельм?

– В большом зале вместе с дочерью и епископом Вульфхердом. Передавал тебе пожелание доброго утра. – Ирландец ухмыльнулся. – Нет нужды беспокоиться, господин.

– Мне стоило спать в господском доме, – проворчал я.

– О да, мудрый шаг – любовник задает госпоже Этельфлэд жару накануне похорон ее мужа! Как я сам не додумался?

Я грустно улыбнулся, потом отправился на кухню, где застал за завтраком сына и дочь. Оба посмотрели на меня с укором, – видимо, до них дошли слухи о том, с кем я разделил ложе.

– Добро пожаловать в один из лучших дней моей жизни, – приветствовал я их.

– Лучших? – удивился сын.

– Мы погребаем Этельреда, – пояснил я. Потом сел, оторвал кусок от каравая и отрезал сыра.

– Помнишь отца Пенду? – спросил я Утреда.

– Мочился рядом с ним.

– Когда закончишь набивать брюхо, найди его, – велел я. – Он должен быть где-то в большом зале. Разыщи попа и скажи, что мне нужно увидеться с ним. Только без свидетелей. Позаботься, чтобы епископ ничего не узнал!

– Отец Пенда? – удивилась Стиорра.

– Один из священников епископа Вульфхерда.

– Священник?! – Удивление в ее голосе возросло.

– Я потихоньку обращаюсь в христианство, – бросил я, и сын поперхнулся элем.

Как раз в этот миг в комнату вошел Этельстан и склонил голову, здороваясь со мной.

– Ты идешь на похороны, – приказал я ему. – И делаешь вид, что скорбишь.

– Да, господин. Хорошо.

– И будешь держаться рядом с Финаном.

– Разумеется, господин.

Я наставил на него нож:

– Я не шучу! Есть ублюдки, которым ты нужен мертвым. – Я замолчал и отпустил нож. Тот упал на стол острием вниз. – Хотя, если поразмыслить, это только упростит мне жизнь.

– Садись, – пригласила Стиорра ухмыляющегося сорванца.

Колокол все гудел. Стоило понимать так, что он будет звонить до самого начала похорон, а это произойдет не раньше, чем лорды Мерсии соблаговолят отправиться в церковь.

– Они хотят собрать витан сразу после того, как закопают ублюдка, – заявил я. – Возможно, сегодня, но уж никак не позже чем завтра.

– Не издав указа о созыве? – уточнил сын.