Пустой трон Одиссея

Благодаря распахнутой двери и окнам без ставень, внутри «Белой пены» было светло и весело. Маленький деревенский постоялый двор поражал своей чистотой — и причина этого порядка, подбоченившись, стояла сейчас посреди зала, бесцеремонно разглядывая вошедших. Глаза Габриэль округлились, Зена незаметно толкнула подругу и бросила в ее сторону выразительный взгляд. Впрочем, она сомневалась, что Габриэль что-нибудь выпалит: та онемела от неожиданности. Хозяйка была одной из самых громадных женщин, которых Зене довелось видеть.

Хозяйка была выше любого мужчины и непомерно толста. Одна ее рука по объему превосходила талию Габриэль, да и Зены тоже. Копна светлых волос упрямыми прядями падала на небывалого размера грудь. На ней был просторный опрятный хитон из той же потертой материи, что и на мальчишке с площади. Его прикрывал широкий чистый передний. Зеленая повязка на голове должна была убирать волосы с лица и шеи, но плохо справлялась со своей задачей. Женщина сощурила глубоко посаженные синие глаза и пристально поглядела сначала на одну, потом на другую посетительницу. Габриэль нервно улыбнулась и отступила назад.

— Ну? — наконец громогласно спросила женщина.

— Я ищу Изифь, — спокойно и ровно ответила Зена. Взгляд хозяйки был все так же суров, голос громов:

— Это я. И зачем же вы меня ищете?

— Чтобы переночевать и подкрепиться, — воительница достала из узкого пояса несколько монет и пару раз подбросила их. — Мы едем на остров, к царице Пенелопе.

— Неужели? Интересно, с чего бы это?

— Это касается царя… — начала было Зена. Изифь опустила руки и шагнула к девушкам:

— Царя? Хвала всем богам от Зевса до нимфы! Вы хотите сказать, от него есть вести?

— Нет. Мы приехали по поручению Менелая Спартанского и хотим поговорить об Одиссее с царицей.

— Спартанский царь… — мрачно проворчала Изифь. — Это ведь он заставил нашего правителя участвовать в своих дурацких поисках. Вот так дело для героев — искать суматошную Елену.

Зена как ни в чем не бывало отступила на шаг и встала точно на ногу Габриэль. Что бы девушка ни собиралась возразить, сейчас ей было не до того.

— Прошу прощения, — болтушка поняла намек и, пытаясь не завизжать, заговорила о другом: — Мы сегодня проделали немалый путь. Я умираю от жажды, и у меня отваливаются ноги. Может быть, сядем и выпьем чего-нибудь холодненького? А потом уже все обсудим. Принесите мне, пожалуйста, воды.

Изифь медленно воззрилась на нее, затем пожала огромными плечами и, развернувшись на пятках, направилась к прилавку с кувшинами. С полки позади себя она достала три кружки, налила в одну из них прозрачную жидкость, в другие — темное красное вино и поставила их на ближайший столик. Зена без сил рухнула на скамью и скрестила вытянутые ноги.

Габриэль устроилась рядом, сев наискосок от хозяйки, и осторожно отпила.

— М-м-м, хорошая вода. Спасибо. Э-э, надеюсь, вы не сочтете меня грубой, болтливой или что там еще, но… Не могли бы вы объяснить, почему вы пытались спровадить нас — клиентов, готовых заплатить? — Она резко оглянулась, так как почувствовала позади себя движение. В узком дверном проходе, ведущем к конюшне, застыла молодая женщина, державшая на руках малыша. Еще одна крошечная девочка цеплялась за ее хитон. За ними хромал шамкающий старик.

— Далеко не каждый, кто здесь появляется, готов заплатить или стать клиентом, — хозяйка повернула голову, перехватила взгляд женщины и отрывисто кивнула. Юная мать подхватила старика за локоть и отвела его на скамейку в углу, затем устроила рядом с ним детей и направилась к прилавку. Сняв с полки кружку, она принялась ее чистить.

Со двора донесся стук лошадиных копыт и хриплые крики. Кружка грохнула о прилавок, девочка заплакала. Изифь вскочила на ноги и вытащила из-под скамьи огромный топор. Однако Зена уже стояла в дверях, держа наготове обнаженный меч.

Габриэль потянула хозяйку за передний:

— Все в порядке, правда. Она с чем угодно справится.

— Только не с этим, — ответила женщина и угрожающе подняла топор.

Улыбка Габриэль потускнела;

— Ну что ж, тут не поспоришь. Подстраховаться никогда не повредит, — ее голос задрожал и сорвался, ибо с улицы донеслась на редкость грязная ругань.

Зена переменила позу и стояла в дверях, небрежно прислонясь к косяку и скрестив на груди руки. Она успела выглянуть во двор и осмотреться. Ее взгляду предстали семь тяжеловооруженных неотесанных мужланов. Еще двое остались на площади и поили крепких, безжалостно навьюченных коней. Остальные, гогоча и перекрикиваясь, шагали прямиком к постоялому двору. Перебивая друг друга, они смаковали подробности недавних событий.

— …ты бы видел ее лицо, когда я потащил ее в конюшню…

— Да уж! А пока ты «развлекал» милашку, я получил у папаши приданое — и этих монет ты уж точно от меня не дождешься.

— Оба вы дураки! На самом-то деле все денежки лежали в лачуге десятника. Он только что продал пшеницу и…

— Значит, ты нас всех угощаешь, Каламос! Главарь захохотал и сказал: