Пустошь, что зовется миром

Умолчание было очевидным: «министерство информации нам тоже не нужно». И кое-что более важное: Десятый легион находится под командой Девять Гибискус и не любит, когда его шпыняет Третья Ладонь министерства войны.

А Третью Ладонь возглавлял Одиннадцать Лавр, на предмет контактов с которым ее допрашивали в баре космопорта Сокровенной области. Тот, кого побаивалась сама император. «Очаровательно».

– Слушайте, у меня появилась одна мысль, – сказала Три Саргасс. – Простите мои инсинуации. Мы, конечно, всего лишь министерство информации и никак не можем знать всего. – Она улыбнулась, преднамеренно широко раскрыв глаза. – Я, пожалуй, съем эту лепешку с лапшой. И если вы не возражаете – и, естественно, если это не засекречено, – я бы хотела побольше узнать о ваших миссиях.

Если она будет вести себя правильно, то сможет провести тут всю ночь, будучи полезной, и ей не придется говорить с Махит до самого утра. Это вызвало чувство вины и болезненное ощущение, будто она прячется от проблем, но сейчас ей в не-баре с полезным флотским контактом было гораздо проще. Проще, чем все остальное.

* * *

Махит лежала на спине в темноте и пыталась почувствовать корабль вокруг нее, его громадный двигатель, гудение живой машинерии.

Ее лицо находилось в футе от потолка. Когда она закончила читать «Опасный фронтир!», не оставалось ничего другого, кроме как отправиться в постель. Она заняла верхнюю полку, руководствуясь двумя мотивами: во-первых, почтительным отношением к Три Саргасс, если та появится в их общей каюте. Забираться в темноте по лестнице на верхнюю койку было занятием отвратительным, это всякому известно. Во-вторых, желанием получить максимальный комфорт от уединения. Если игнорировать высоту падения справа, расстояние до пола, то можно считать, что она лежит в безопасности своей спальной капсулы на Лселе.

Впрочем, тут она не чувствовала себя в безопасности, но привычки памяти создавали самые разнообразные лжеубежища. Узкие, ограниченные пространства для сна, подвешенные в сложной металлической раковине, называвшейся станцией – или на корабле, пусть и тейкскалаанском, – устраивали ее. Они создавали правильное ощущение. Она подняла руку, дотронулась до потолка пальцами, почувствовала, что немота в них так и не прошла, только переходила в пульсирующее покалывание при касании поверхности потолка.

Нейропатия. Теперь это стало чаще случаться – или все чаще ее удивляло. Как это могло проскользнуть в нее, даже когда она и не пыталась работать со своим имаго, с любой из версий?.. Ей придется научиться жить с этим, да. Привыкнуть к тому, что это постоянная часть нее.

Ощущение тоски из какой-то дальней-дальней дали, даже не мысль, а эмоциональное эхо. Как она одновременно хотела и не хотела плакать, и при этом чувствовала, что Искандр хотел бы для них иной жизни, где всего этого не происходило бы…

<Ты проецируешь, Махит. А еще купаешься в страданиях>.

«Уже поздняя ночь, а я на тейкскалаанском военном корабле, и я так сильно поссорилась с другом, что она не придет в каюту, где нахожусь я. К тому же я дважды ссыльная – раз из дома, раз из Тейкскалаана. И руки у меня болят. У меня есть все основания купаться в страданиях».

<Ты не ссыльная>, – сказал Искандр, и в его словах слышалась холодная окончательность, от которой Махит захотелось сдавить его, как она давила на синяки.

«Как это мы не ссыльные?»

<Ты своим обещанием Тарацу купила нам Лсел. А если помиришься с другом, то и Тейкскалаан будет твой – любое место в Тейкскалаане>.

«Любое место в мире», – на языке, на котором они так привычно говорили внутри своей головы, не на их родном языке, а на языке империи. Махит как будто не могла найти способ прекратить это. Общение на этом языке, по мнению их обоих, было лучшим.

«Я ничего нам не купила. Я стала шпионом, вот и все. Теперь моими глазами смотрит Дарц Тарац. Никаких обещаний вознаграждения. Если я скажу ему о конфликте между яотлеком и капитаном Флота Шестнадцать Мунрайз, то он потребует от меня чего-нибудь похуже, чем шпионаж. Если натравить их одну на другую, то этот Флот будет парализован, Девятнадцать Тесло придется отправить сражаться новые легионы, которые не перегрызут друг другу глотки. Сделать это будет не слишком трудно. Шестнадцать Мунрайз ищет рычаги влияния, и один из таких вероятных рычагов – это я». Об остальном она не стала говорить: о Три Саргасс с Искандром она хотела говорить ничуть не больше, чем с Шестнадцать Мунрайз. А это, вероятно, означало, что она не хочет думать о Три Саргасс с учетом того, что Искандр всегда был рядом, в голове.

<Я тебя слышу, – сказал он бесстрастным и отчужденным голосом. – Ты становишься чьими-то глазами, только когда приходишь доложить о результатах. До этого времени ты ничьи глаза и ничья диверсантка>.

«Ты так оправдывал невозвращение на Лсел? Если не смог сделать доклад, то остался хозяином самому себе? Какой же это хрупкий мир, Искандр. И ты еще говоришь, что мы ни в какой не в ссылке».

<Сам себя в изгнание не сошлешь>.