– Я и в самом деле так сказала, – подтвердила император. – И я верю, что так оно и есть. Уничтожить планету – страшное действие, как и принятие такого решения. Но для этого и существуют императоры, Восемь Антидот, – чтобы принимать страшные решения или, точнее… Я скажу тебе правду, мой маленький шпион. Тебе когда-нибудь придется делать это самому, так что лучше знать правду. Я предпочту праздновать пиррову победу – продемонстрирую, на что способен Тейкскалаан, уничтожу живую прекрасную планету, населенную людьми, сотру ее в порошок, отравлю дождем смерти. Да, они, вероятно, люди, но не из тех, которых мы можем понимать, и я предпочту один акт уничтожения бесконечной войне на истощение, потере наших и их людей и далее, далее, далее. Это может превратиться в гнойник на границах империи, который не пройдет
Она не ела хлебец. Она его проглотила так, словно в горле у нее образовалась такая же сушь, как у Восемь Антидота.
– Иногда такие раны лучше прижигать, – сказала Девятнадцать Тесло.
Девять Гибискус шипела сквозь зубы. Махит хотелось отступить или встать перед Три Саргасс на случай, если предложение попросить разрешения у императора начать тотальную войну, забыв обо всяких стратегиях, было столь скандальным нарушением приличий, что яотлек могла… Махит не знала что. Застрелить Три Саргасс? Предать ее военно-полевому суду? Отправить в один из сверкающих «Осколков» и повести легион в атаку?
Ей хотелось перестать воображать худшие варианты развития событий, но вариантов получше было так мало! Вдобавок Искандр превратился в бестрепетное гудение боли в ее запястьях, в нетерпеливое ожидание, которое было не проявлением выдержки, а скорее подготовкой к какому-то неизвестному отчаянному действию…
Но тут Девять Гибискус сказала:
– Сообщите Сорок Оксиду: на огонь отвечать огнем, но наступление прекратить.
Два Пена кивнула в подтверждение. Махит пыталась дышать в промежутках между предложениями яотлека. Ей не удавалось вдыхать и выдыхать с достаточной скоростью.
–
– Посол Дзмаре – уникальная личность, – сказала Три Саргасс, а Махит пыталась понять, кто тут ее оскорбил и следует ли возразить. Она ведь одержала победу, да? Хоть и короткую. Она выиграла им время, в течение которого Двадцать Цикада может продолжать переговоры. Время для чего-то
<Поражение для кого?> – пробормотал Искандр. Махит не была уверена или не могла ему сказать, или он и без того знал. Поражение для нее. Для пространства языка, который позволяет таким, как она, грезить Тейкскалааном и в то же время оставаться станциосельником. Верить, что речь может идти не только о Тейкскалаане, когда кто-то произносит слова «весь мир».
Кто-то из офицеров на мостике сказал:
– Яотлек, через гиперврата прошел корабль – у нас за спиной…
– Вражеский корабль? – спросила Девять Гибискус, и Махит с неожиданно ледяной ясностью подумала: «Если это вражеский корабль, прошедший через Атхамематские гиперврата со стороны Лсела, то станцию они уже захватили, а я даже не знала, когда убили всех моих сородичей. Я была здесь, вела переговоры с их убийцами и так и не узнала…»
Если бы она задышала, у нее началась бы гипервентиляция. Если бы она шевельнулась, то эта мысль стала бы истинной и настоящей, а ей бы тогда пришлось продолжить дыхание.
– Нет, – сказал офицер, и Махит выдохнула с такой силой, что чуть не пропустила его следующие слова. На нее нахлынула неожиданная, имаго-удвоенная волна облегчения – облегчения, которое исчезло почти сразу же после того, как окатило, оставив после себя одну дрожь.
Потому что офицер вывел в громкую связь ширококанальную трансляцию приближающегося корабля, и голос, заполнивший мостик «Грузика для колеса», принадлежал Дарцу Тарацу, лселскому советнику по шахтерам, первому из шести, и он требовал, чтобы его доставили на борт для разговора с Махит.
«Прижигать».
Восемь Антидот не знал, что сказать, не знал, как это выразить. Как он может сказать императору, что она не права? И как она может быть