Пустота снаружи

Кадавры-охранники тяжело протопали в дом и вскоре вынесли наружу массивную тумбу, к которой был прикручен аппарат связи с обрывками проводов. Конструкцию сбросили прямо наземь и разбили прикладами карабинов.

— Устройте гостя и заботьтесь о нем как о родном ребенке. Добрые Отцы смотрят на вас с воодушевлением и ожиданием, господин Торий.

Альто Белифаций Кронхайд ушел в молодую ночь, оставив автомобиль и охранников при особняке. Управляющий Торий тоже остался, пребывая в полнейшей растерянности. До него постепенно доходило, что Белый цех только что сковал его обязательствами, от которых нельзя было отказаться. О возвращении домой оставалось лишь забыть. Только теперь он по-настоящему взглянул на вверенного его заботам субъекта.

Столкновение со столь яркой улыбкой было внезапным, как столкновение с мчащимся грузовиком. Но эта улыбка воодушевляла, дарила крылья, внушала какую-то аномальную веру в хорошее. Незнакомец приобнял управляющего за плечи и повел в прихожую, как бы говоря, что волноваться не следует, все у него будет прекрасно.

Дни в особняке были довольно приятными, хоть и скучными изрядно. Некроманты натаскали уйму мертвецов — все сплошь солдаты да слуги, все новенькие, бледные, без сколь-нибудь заметных следов разложения. Солидная дама в белом плаще провела какие-то манипуляции над дареным перстнем, и все эти кадавры стали послушны гостю дома.

Оказавшись преданным самому себе, Эдвард посвятил время самообразованию и подолгу сиживал в домашней библиотеке. Поначалу с помощью господина Тория, а позже и самостоятельно, он изучал словари, несложные учебники по языку и письменности. На овладение базовыми знаниями ушло четверо суток, а еще через пару дней он говорил уже бегло, с легким акцентом, изредка задумываясь для поиска нужного термина. Было весьма забавно наблюдать за удивлением управляющего.

Кроме Тория и вазари во всем особняке обитало лишь две живых души: повар, заведовавший кухней и всеми мертвецами, что работали на ней, а также пожилая кастелянша, управлявшая штатом мертвых служанок, так что особой широты выбора собеседников не было, и разговоры Эдвард вел с Торием, который во время них заметно волновался.

— Скажите-ка, мой досточтимый друг, — начинал оборотник, ощущая, как абориген напрягался, — а насколько это гигиенично — допускать мертвецов до приготовления пищи?

От вопросов, подобных этому, Торий вздрагивал, как от пощечин. Он постоянно вытирал платком пот со лба, отводил взгляд, подолгу тянул с ответом.

— Ну, как общеизвестно, кадавры совершенно стерильны. Они не переносят никаких болезней благодаря нектару, полностью пропитывающему их тела.

— Но сам нектар совершенно непереносим для живых организмов. Что, если такой повар порежется при нарезке овощей?

— Существует свод простых законов, который мастера Белого цеха внедряют во все без исключения обрабатываемые тела. Мертвец, получивший повреждения, повлекшие выделение нектара, обязан оставить текущую деятельность и продемонстрировать последствия ближайшему человеку, желательно — представителю Белого цеха.

Иномирец покачивал в одной руке красивый бокал, пальцы другой дрессировали монетку, а золотые глаза невероятно сверкали в свете каминного пламени.

— Я вас проверял, — сказал он с улыбкой, даже не надеясь, что ему поверят. Вазари веселился.

То время, что Эдвард не поглощал знания из библиотеки и не сидел на веранде, разглядывая заснеженный садик, великий оборотник гулял по дому, изучая картины и предметы интерьера, образчики искусства. Надо сказать, что за два века новейшей истории аборигены успели кое-чего натворить, но, к сожалению, особого богатства культурного наследия не обрели. Цивилизация, существовавшая до Мора, канула в забвение, нынешние дайгулиты ничего о ней не знали, а Добрые Отцы не поощряли археологических изысканий по теме.

Со дня поселения Кронхайд не посещал гостя из иных миров. Что любопытно, всякая попытка заговорить о нем с Торием вела к полному замыканию последнего в себе. Повар и кастелянша вообще старались не общаться с чужаком, выполняли все просьбы, но любые вопросы превращали их в угрюмых немтырей. Казалось, что, пока златовласый не знал языка, он нравился им больше.

Порой, получив письменное разрешение через очередного некроманта, прибывавшего на проверку объекта, великий оборотник облачался в конспиративную одежду, мазал брови гуталином и прятал глаза за очками, чтобы выехать в город. После пары таких поездок Эдвард выяснил, что лично ему больше нравятся окраины, а не центр. Окраины Целесия и его маленькие городишки-сателлиты казались весьма приятными уютными местечками. Разноцветные угловатые дома в два и больше этажей, двускатные черепичные крыши, неровные узковатые улицы, местами совсем узенькие улочки — все это умиляло. Более-менее современные постройки плавно соединялись с остатками древних стен и башен, сложенных из грубого камня, многие архаичные здания вроде ратуш и колоколен в сердцах этих районов все еще использовались по назначению и буквально дышали стариной. Это добавляло городу шарма.