Пустоцвет

Леонид Иванович наслаждался, наблюдая за метаморфозами Ирины, понимая теперь, что у такой матери не могло вырасти другого сына. Да, он подтолкнул того, поманил золотым блеском, посулил должность, но у Дмитрия всегда была возможность отказаться. Пусть он потерял место в Инстрэл, но это не единственная компания даже в их городе, а Энск — не единственный город в стране. Любил бы первую жену по-настоящему, никогда не повелся бы на разложенные приманки. Так что, вина Леонида в падении Сомова косвенная.

Но Ирина Васильевна была уверена, что, лишив Дмитрия наследства, крепко отомстила за свою инвалидность и одиночество. А так же — за не оправдавшиеся надежды. При этом ей было все равно, что сын не в том положении, чтобы что-то требовать, он давно смирился с потерями, а бывшей супруге Димы подачки не нужны, она и так не бедствует.

Правду говорят, что каждый судит другого по себе.

Леонид Иванович прислушался к организму — вроде бы, все нормально, конечно, применительно к его состоянию. Врачи запретили ему любые физические нагрузки, но все время лежать было невыносимо.

Мужчина осторожно опустил ноги на пол, посидел, отдохнул. Держась рукой за спинку, встал. Подождал, когда сердце перестанет трепыхаться, посмотрел в окно — снег! Эх, сейчас бы на горку, как в детстве! Летят санки, подскакивая на неровностях ледянки, а на них, взвизгивая от удовольствия, еле держится он, Лёнька. Внизу спуска санки переворачиваются, и мальчишка кубарем катится дальше, пока его не остановит сугроб. Снег за шиворотом, снег во рту, снег в волосах. Господи, хорошо-то как!

Гуров улыбнулся воспоминанию и сделал шаг.

Комната завертелась, будто он взаправду упал с санок, и наступила темнота…

О смерти Гурова Дмитрий узнал совершенно случайно. Собирал утром мусор, глаз зацепился за знакомую фамилию в заголовке на куске местной газеты. Еле его догнал — как специально, поднялся ветер. Принес домой, расправил, прочитал — Гуров умер! Известный меценат и уважаемый житель города, много сделавший — бла-бла-бла! Соболезнования родным и близким от лица администрации — и так далее — на полстраницы.

Надо же — меценат, уважаемый!

Помер!

Господи, есть на свете справедливость!

Есть!!!

Ну, теперь ему никто не помешает! Тайка удочерена им? Правильно, значит, он будет жить там, где его приемная дочь. Пусть попробуют выгнать отца!

От радости и открывающихся перспектив темнело в глазах.

Надо было выпить!

Да, помянуть, так сказать, тестя. Бывшего. И, заодно, отпраздновать освобождение.

Денег было — кот наплакал. Ничего существенного и не купишь, а так, горло промочить.

Немного подумав, Сомов решительно направился в ближайшую аптеку, где разжился несколькими бутылочками «Настойки боярышника».

Дешево и сердито!

Ну, бывай, Леонид Иванович! Сомов, всё-таки, тебя переиграл!

Дворник не выходил на работу уже третий день, как на грех, опять прошел снегопад. Жильцы завалили ТСЖ жалобами на забитые снегом тротуары, в конце концов, служащему пришлось оторваться от дел и идти вытаскивать мужика из запоя.

На стук в комнату никто не реагировал, кроме соседей, сообщивших, что соседа не видели дня два точно уже.

Решили ломать двери.

Сомов обнаружился между топчаном и стеной.

— Отравление, — констатировали медики Скорой Помощи, посмотрев на труп и валяющиеся на полу пустые бутылочки из-под настойки. — Прямо, эпидемия по городу. За последнюю неделю уже десяток смертельных случаев и полсотни еле живых пострадавших. Что же вы, неужели, не слышали, что ему плохо? Смотрите, рвота кругом, он же не мгновенно умер.

— Когда бы? — возмутилась соседка. — У меня дети, мне некогда, света белого за ними не вижу.

— А в наушниках хожу, музыку слушаю, — ответил сосед из другой комнаты. — Иначе от детских криков спасу нет. Потом, мы ему не няньки.

— Можно было бы спасти, если бы вовремя нас вызвали. Жаль, что никому до человека не было дела, — вздохнула врач. — Надо звонить в полицию и просить наряд и труповозку.

Эпилог

Дети — счастье. А еще — бессонные ночи. Сначала, когда малыш маленький, он часто просыпается по ночам и не даёт спать родителям. Когда малыш вырастает, родители иногда уже сами не могут заснуть, переживая, где носит их чадо, кода на часах уже двенадцать.

Маша смотрела в окно на играющих сыновей и улыбалась.

Серьезный Сашка и шебутной Сережка, мальчишки отлично ладили между собой. Конечно, без стычек тоже не обходились, пацаны же. Поорав друг на друга, расходились по разным комнатам или углам усадьбы, но дольше часа дуться не получалось. Тот самый случай, когда вместе бывает тесно, а врозь — скучно.

Оба, повторяя за Егором, трогательно заботились о матери, не всегда «уклюже», особенно младший, но всегда с энтузиазмом и искренним стремлением порадовать. И боготворили отца, копируя Георгия и стараясь его не огорчать.

«Папа расстроится» — страшнее, чем лишение сладкого или компьютера в виде наказания.