Пустые Холмы

Полина давно привыкла к соседству с Огненными. Их магия согревала. Их открытость и непосредственность внушали спокойствие. У них не было второго дна: отношение и настроение были написаны прямо на лицах. Чего нельзя было сказать, например, о Воздушных. Взгляд ее остановился на Севе: тот как-то проник в переполненную избушку вслед за Митей. По лицу Заиграй-Овражкина сложно было понять, рад ли он быть здесь, рад ли видеть приятелей. Или он, например, ожидал серьезной медитации и теперь недоволен? Ее саму он, конечно же, не заметил, но после произошедшего на маскараде Полине это было даже на руку.

– Ты почему не в кругу для медитации? – Пока она украдкой выхватывала взглядом Севу среди чужих спин, Митя протиснулся прямо к ней. Она как раз делала зарисовки в блокноте: это была практика на внимательность, когда глаза бегали по предметам и лицам и рука сама начинала скакать над листом. Едва Митя вырос рядом, Полина захлопнула блокнот – ей не хотелось, чтобы он заметил, что в последнюю минуту привлекло ее внимание. Да и говорить с ним было совсем неловко. Перед глазами всплывало разъяренное Анисьино лицо, и так и подмывало спросить Митю, как они с сестрой поговорили после праздника.

– Мне кажется, я еще не восстановилась после той истории на маскараде. Не знаю, стоит ли мне принимать участие в практиках…

Митя явно стушевался при упоминании маскарада, будто и сам избегал этой темы. Прошло три дня, и за это время они с Севой не подсаживались в столовой ни к Анисье, ни к ее подругам. Полину это скорее радовало, но Маргариту – откровенно злило. Ей в этом виделось что-то показушное.

– Анисья намекнула, что вы знаете про нас с Василисой… – неожиданно сказал Митя, и Полина вздрогнула. Не пришлось даже спрашивать: он почему-то решил рассказать все сам.

– Да, Ярилина рукопись вас выдала, если так можно выразиться. Грустно. И если тебе важно: мы с Марго на стороне Василисы, но все-таки не считаем тебя чудовищем.

– Чудовищем? Это вы про кого? – раздалось над ними.

Сева заглянул в избушку за компанию с Муромцем, но не собирался задерживаться. Он был не настолько наивным, чтобы верить в серьезный настрой Огненных, и пришел забрать зелье, которое Василий прислал ему из Росеника. Однако кто-то все-таки обмолвился о практике, и он остался. Вместе с передачкой Огненная красотка вручила ему стакан с чем-то фиолетовым и улыбнулась.

– Так практики уже закончились или еще не начинались? – усмехнулся он, собираясь незаметно водрузить стакан на стол, когда девчонка отвернется.

– Смотря какие практики ты имеешь в виду, – рассмеялась она.

Севин взгляд лишь на секунду задержался на ее милом личике: чуть дальше показалась Водяная с блокнотом в руках. Он залпом выпил настойку.

Возбуждение, в которое приходил его организм рядом с ней, удавалось трансформировать только в злость. Он действительно злился. Испытывал жалость, но злился. А может быть, злился именно из-за этой жалости, которую в последнее время она подпитывала, напуская на себя отрешенный и печальный вид, будто все беды мира сошлись именно над ее головой. Бледная кожа должна была вызывать желание напоить Полину целебным отваром, а не фантазии о том, как, наверное, ярко горят на ней следы от поцелуев. Она словно специально сидела в трагичной изломанной позе с этими ее руками-веточками и выступающими ключицами, глядела жалостливо и тоскливо. Но не на него.

Он сунул кому-то пустой стакан и стал пробираться сквозь толпу.

Полина не слышала, как подкрался Сева. Василия в Заречье больше не было, но его настойки до сих пор оставались на вечеринках главными. Вмиг стало ясно, что Севе не удалось сбежать, не отведав одну из них: так зарделись его щеки и оживленно заблестели глаза.

– Конечно же, мы про тебя, Овражкин! – воскликнул Митя, отвечая на вопрос друга.

– Огненные собираются устроить телесную практику, – перевел тему Сева.

– В ней можно участвовать тем, кто не пил «Освобождение». Ты сам всегда повторяешь про ясность ума во время практик!

– «Освобождение» только добавляет уму ясности! – возразил Мите Зайчик, вынырнув из-за Полининого кресла. – Кстати, для практики надо разбиться на пары.

– И раздеться, – закончил кто-то из толпы, и избушка огласилась хохотом.

Стало нестерпимо душно. Полина махнула блокнотом. Или это из-за Севиного соседства ей не хватало воздуха? Тело казалось вялым и непослушным. В дверях мелькнул Алеша Попов, и Полина понадеялась, что он заметит ее и подберется ближе.

– Участвуешь в практике? Хочу кое-что попробовать с Водяной магией, – сказал Сева.

– А, это теперь так называется? – присвистнул Зайчик, но Сева не обратил на насмешку внимания. Он тоже заметил Попова, и злость снова закрутилась и сжалась, как пружина, где-то в районе груди: этот дурачок велся на печальный Полинин образ, падал перед ней на колени и целовал ей руки. И ей это явно нравилось.

– Или ты работаешь одна?

– Я не одна. – Полина перевела взгляд на Митю. – И я не хотела сегодня практиковать.

Нет, она хотела, конечно. Но не с тем, кого интересовала лишь ее стихия.