– Будь счастлив. И никогда не бросай ее… в беде, договорились? Ты уже смог гораздо большее, чем смогли все мы – члены твоей семьи. Но впереди еще много трудностей. Пусть ее покой и ее счастье будут и твоим счастьем. Всегда.
Митя кивнул, внезапно сбитый с толку его речью. Подумалось даже, что Николай специально воспользовался моментом, когда Агафья осыпала Василису комплиментами и обе они ничего не слышали. Он глядел пытливо, будто вкладывал в слова иной смысл и надеялся, что Муромец его разгадает. После этого он повернулся к Василисе, шепнул скупое: «Поздравляю» – и обнял ее. Обнял и замер. Замерла и Василиса. Оба закрыли глаза и стояли так несколько мгновений, которые тянулись для Мити невообразимо долго: солнце сверкнуло на рыжих макушках, осветив одинаковый оттенок волос у обоих. То, как Василиса и Николай Долгорукий легонько нахмурили брови, когда зажмурились, как едва заметно поджали нижние губы, заставило Митю похолодеть. Догадка была безумной, просто невозможной! Он судорожно оглянулся, ища глазами Василисину мать: та наблюдала издалека, бледная, испуганная. Она прижала ладони ко рту, и, казалось, даже не моргнула, и не вздохнула до тех пор, пока ее дочь и Николай Долгорукий друг от друга не отошли.
– Скажи, ты видишь то же, что и я? – прозвучал над самым ухом голос Заиграй-Овражкина.
Митя кивнул.
– Все хорошо? – Он притянул к себе Василису.
Она неопределенно качнула головой. Сева обнял обоих за плечи.
– Как интересно! Настоящий Муромец должен был жениться на Долгорукой, так сказала Вещейка. Пророчество сбывается сегодня, так, что ли?
– Ты думаешь, это… правда? – Василиса оцепенела. – Я видела Долгорукого на дне рождения Мити и на маскараде… и ничего тогда не заметила!
– Как будто мы заметили! Он предусмотрительно не подходил к тебе слишком близко!
В это время свадебная процессия покинула двор и двинулась через Небывалый тупик к Ирию. Митю с Василисой вытолкнули вперед и стали развлекать, а они и не замечали, что толпа за ними растет и растет. Идти было неблизко, поэтому некоторые гости вынули из-за спин гитары, барабаны, деревянные ложки и свирели, а другие принялись весело подпевать.
По местному обычаю не только Митя должен был принести дары Василисиным родителям, но и Василисиной семье полагалось выказать уважение семье жениха. Эту часть церемонии пришлось опустить, но его приятели не могли перестать шутить, представляя, что бы можно было подарить Муромцам.
– Я думаю, мы бы легко выкупили Митю за бабушкины пирожки, – засмеялась Василиса, подхватывая настроения Мастера. – И пастилу!
– Принимаю! – деловито отозвалась Анисья, протиснувшись к ним и умело скрыв изумление от только что услышанной от Севы новости про Долгорукого. – Сколько предложишь?
– Ты собираешь подарки и с той, и с другой стороны? – возмутился Ваня, Василисин сосед.
– Что поделать, если я оказалась такой незаменимой для обеих семей!
– Готовьтесь встречать новый род в Совете Старейшин! Наш божественный дар – пастила! – встрял Митя.
– Одни Муромцы отвечают за финансы, другие… за джем! – подытожил Елисей Вилкин, и по процессии прокатился смех.
– Так какие у вас планы? – спросил он у молодых. – Вы и правда решили жить в Небывалом тупике?
– Мы перебрали все наши поместья и особняки и поняли, что все-таки да… Небывалый тупик!
Раздался новый взрыв хохота.
– Хотим немного перестроить дом и попутешествовать, – ответила Василиса, уже зная привычку Мити безостановочно шутить и понимая, что без ее помощи не обойтись.
– Когда разбогатеем на пастиле!
– Они невозможно милые, – воскликнула Полина.
– Это ты невозможно милая, – сказал Сева, и она едва не расхохоталась, услышав все тот же привычный холодный тон, которым в ее представлении такие вещи говориться просто не могли. Наконец-то стало ясно, как нужно было трактовать его интонации.
Полина понимала, что по Заречью про них уже поползли слухи. Полина с месяц не показывалась на улице. Заиграй-Овражкин с утра до ночи торчал у нее в избушке. О том, чем они занимались все это время без свидетелей, снежинки должны были бы написать уже четыре толстенных тома и так разойтись к последнему, что самые горячие сцены пришлось бы потом вырезать. Теперь же многие гости украдкой поглядывали на их переплетенные пальцы и шушукались.