Пустыня

Общий сон. Людям порой снятся общие сны. Пожарным — пожары, футболистам — предстоящая игра, солдатам — сражения. Описаны общие сны у людей, переживших похороны Сталина. То есть некое важное для группы людей событие завладевает сознанием и находит свое отражение во снах. И там, во сне они видят друг друга, да. Васильеву снится Петров, Петрову — Васильев, они оба идут по тайге из пункта А в пункт Б. Совместно пережитое событие вспомнилось под влиянием некоего провоцирующего фактора, которым может быть что угодно — снегопад, статья в газете или концерт ко Дню Милиции, увиденный по телевизору.

Но у нас с Хюбнером общее — шахматы. Откуда же динозавры? Нет, можно, конечно, представить, что динозавры — это шахматные фигуры. Летают — это слоны, бегают — пешки, подземные проглоты — кони, танки — ладьи, пулемёт — ферзь. И Алапина я объяснил, Хюбнер в сицилианке пошел на вариант Алапина. Но почему обоим пришли в голову динозавры? И танки?

Почему я не сказал Хюбнеру о своих снах, понятно. Незачем ему об этом знать. Волноваться станет. Поверит в антинаучную чертовщину на сосне. Со своим дядей — танкистом. Поди, ещё и эсэсовцем.

Я выпил боржом, и лег досыпать.

Второй серии атаки динозавров не показали. Сны были бытовые. Из жизни советских студентов.

Поутру я проснулся и поднялся на крышу. Ветер дул с юго-востока. Умеренный, но сухой и горячий. Похоже, ждет нас песчаная буря. Читал в приключенческих книжках, о застигнутых бурей караванах. Там их, бури разно называли. Самум. Или хамсин. Я в них не путаюсь, я их просто не знаю, точного названия сахарских бурь.

На этот раз я дождался восхода солнца. Но солнца не увидел, вместо солнца на востоке поднялось багровое пятно. Да, песчаная буря.

С каждой минутой ветер становился жарче. И песок заскрипел на зубах. Вот она, атака летающих ящеров.

Я спустился к себе. «Грюндигу» погода не нравилась, прием был хуже обыкновенного, и я не стал мучить приемник и напрасно расходовать батарейку.

Опять послушал пустыню. И себя в пустыне.

А потом отправился на завтрак.

Сегодня не то, что вчера. Сегодня все другие. Немного, но другие. Настороженные. Сдержанные. Меньше улыбок, больше прищура в глазах. Будто целятся. Все во всех.

Мы тут все, конечно, соперники. Но не враги же? Шахматы — игра. То есть приятное и занимательное времяпрепровождение. Теоретически? Нет, и практически. Люди, играющие в шахматных павильонах, в колхозных клубах или просто на парковых скамейках обычно приятельствуют, даже дружат. Я в школьные годы играл — и отлично ладил с соперниками, а соперники — со мной. Антон Кудряшов покровительствовал мне, покровительствовал и учил шахматным премудростям. Да и потом, и на мастерском, и на гроссмейстерском уровне атмосфера, в общем-то, товарищеская. Нет, конечно, встречаются личностные конфликты, но они именно личностные, а не шахматные. Во время игры стараешься соперника обыграть, изо всех сил стараешься, но партия заканчивается рукопожатием, а зачастую — совместным разбором партии и походом в буфет.

И это не потому только, что шахматисты исключительно благородные люди. Просто злость и вражда поглощают энергию, много энергии, и если ненавидеть всех, то на шахматы сил не останется. Во время матча, говорят, иначе, но я как-то не заметил. И с Кересом, и с Фишером отношения были корректные. Дружеские? Нет, откуда им быть дружеским, если мы были малознакомы. Но постепенно они становятся отношениями особыми. Однополчан? Не знаю, не воевал.

Но сегодня… Сегодня между нами бегают кошки. Дюжина или около того. Черные, белые, рыжие и трехцветные.

Все эти отвлеченные размышления заняли секунды две, три, пока я шел к российской фракции.

Наши столы, то есть столы, за которыми мы сидим здесь, расположены достаточно близко, чтобы общаться, будь на то желание, но и достаточно далеко, чтобы не общаться, если не захочется.

— Что вам снилось этой ночью, Михаил? — встретил меня вопросом Спасский.

— Тайна снов, Борис Васильевич, у нас гарантируется государством. А что?

— Хюбнер рассказал, что ему снилось, как на пару с вами он сражался с динозаврами. Здесь, в Джалу.

— Ну, видел он такой сон, так что с того?

— Мне тоже это снилось. Этой ночью.

— Вы с Хюбнером сражались с динозаврами?

— Не с Хюбнером. Я деталей не помню, я вообще плохо помню сны, но были динозавры, которые ломились в гостиницу, была стрельба, я палил по ним из револьвера…

— Нагана?

— Не знаю, не разбираюсь я в револьверах. Но палил. И это ладно бы. Анатолий?

— Да, мне тоже снились какие-то твари, стрельба, суета… Кошмар, в общем, — ответил Карпов.

— И я начал расспрашивать остальных. Кто-то вспомнил, что видел динозавров, кто-то не помнит, или говорит, что не помнит. Но очевидно, что дело тут непростое. Не бывает таких совпадений. Не бывает!

— И все, конечно, встревожились. И мы тоже. Может, нас чем-то облучают, внушают одинаковые сны? — сказал подошедший Фишер.

— Ливийцы?

— Почему ливийцы? Американцы, со спутников. А, может, и ливийцы. Купили аппаратуру да вот хоть у ваших, у Советов. Или у китайцев.