Пустыня; Двое

Карен, конечно, понимал, что багаж из кормового отсека после падения самолёта должен полететь вперёд. Он пополз к кабине и наткнулся на кучу сумок, обломков кресел и мёртвых тел. Здесь, по-видимому, нашли свою смерть двое. Их трупы сильно пахли бензином. Карен нащупал две сумки и, осторожно пятясь назад, доволок их до дырки. Затем нашёл ещё три – размерами от детской наплечной, возможно, принадлежавшей как раз Юне, до метровой, набитой чем-то тяжёлым. Шестым трофеем оказался старомодный чемодан, который в этой страшной аварии почему-то сохранил первозданную форму.

Юна оказалась сообразительной: она тут же на месте распотрошила весь багаж, и когда Карен выбрался из самолёта, то увидел разостланную на камнях одежду.

– В кабину не заходил. Лучше это сделать при свете дня, – сказал он и посмотрел на небо. – Рассвет только через пять часов. Будем спать здесь.

– Хо-о-лодно! – робко заметила Юна.

Карен взял её за руки, словно желая убедиться в том, что они такие же тёплые, как и его собственные.

– Не бойся. Самое страшное уже позади.

Он расстелил вещи в два слоя, подсунув под них пустые сумки и крышку чемодана. Юна улеглась в центре этого гнезда. Карен примостился рядом и закрыл её и на две трети себя найденным шерстяным пледом. Через минуту обоим стало тепло. Юна пробормотала несколько неразборчивых слов и затихла. Наступил покой, который они восприняли как райское блаженство.

* * *

Карен проснулся оттого, что утреннее солнце буквально вонзило в его глаза свои острые лучи. Девочка лежала в той же позе, в какой заснула. Под пледом было уже не так уютно как ночью, да и снизу явственно ощущался холод остывших камней. Но Юна продолжала безмятежно спать, почти не дыша. Карен отогнул краешек пледа, чтобы рассмотреть её. «Лет одиннадцать», – подумал он. А волосы действительно светло-каштановые – ночная догадка оказалась верной – и необыкновенно мягкие. С левой стороны, чуть ниже уха, чернело пятно запёкшейся крови.

Почувствовав пристальный взгляд, Юна открыла глаза. И опять Карен удивился своей кошачьей способности видеть в темноте то, что не видно простому человеку. Да, она смотрела на него зелёными глазами, может быть, не такими пронзительными, как у Ферузы, но зелёными!

– Это бывает редко, – сказала она с грустной, еле заметной улыбкой.

– Редко? – спросил Карен, почему-то сразу поняв, что речь идёт именно о цвете её глаз.

– Да. – Юна подняла голову и на несколько секунд зажмурилась от яркого солнца. – Светлые волосы и зелёные глаза – большая редкость.

– Интересно, – задумчиво ответил он и, рисуя в воображении «свою» Ферузу, уже хотел было рассказать о ней, но застеснялся.

Солнце приподнялось над скалистым увалом. Оно стояло пока ещё низко и поднималось не спеша, однако дети почувствовали долгожданное тепло. Карен отбросил плед.

Их взглядам предстал самолёт, точнее, помятая, распоротая в нескольких местах металлическая развалина. Зрелище заставило содрогнуться обоих. Юна отвернулась.

– Больше никого? Одна я? – шёпотом произнесла она, вероятно, только сейчас сделав это страшное для себя открытие.

– Что с вами произошло? – стараясь не глядеть на неё, спросил Карен.

– В нас чем-то стреляли. Слева было несколько вспышек. Нас очень сильно тряхнуло – и мы стали падать.

– Сколько человек находилось в самолёте?

– Пятеро. Вместе со мной. И два пилота.

– Кто-нибудь из родных… ну мама или…

– Нет… то есть, да. Мой приёмный отец.

– А родители где? – непроизвольно вырвалось у Карена. И в этот же момент он вдруг понял, похолодев, что Юна тоже потеряла их.

– Родителей нет, – сухо ответила она. – Давно. Я их не помню. Как мне сказали, они разбились, когда ехали ночью на машине. Но я этим сказкам не верю.

– Почему? – удивился он.

– Не верю – и всё! – резко ответила Юна и взглянула прямо в его глаза.

После такого пронзительного взгляда Карен растерялся. Немного потоптавшись на месте, он поднял бутылку с водой и отдал ей.

– Отпей. Но немного, – сурово сказал он. – Я снова «туда». Может быть, найду что-то полезное.

В свете дня внутренности самолёта выглядели намного страшнее. Особенно жуткими казались тела, лежащие в таких позах, какие могла придумать только смерть. Запах бензина почти выветрился, но даже без него к горлу подступила тошнота. Карен видел мёртвых, и не раз. Видел развалины домов и оторванные руки. Постепенно стал привыкать… но здесь…