– Имей в виду, я целиком на твоей стороне. Немедленно выходи за него замуж, и уезжайте.
Динни улыбнулась.
– Для брака нужно согласие обеих сторон.
– А это правда, – то, что написано в утренней газете насчет драки в Ройстоне?
– Думаю, что не совсем.
– Но драка была?
– Да.
– Кто ее затеял?
– Я. Я – та злодейка, которая во всем виновата.
– Динни, ты очень переменилась.
– Что, уже не такая добренькая?
– Как хочешь, – заявила Джин. – Хочешь изображать тоскующую деву, – пожалуйста!
Динни поймала ее за юбку. Джин стала возле нее на колени и обхватила ее руками.
– Ты была настоящим другом, когда мне было плохо.
Динни рассмеялась:
– А что говорят отец и Хьюберт?
– Отец молчит, но вид у него мрачный. Хьюберт твердит: «Что-то надо сделать!» – а потом заявляет: «Нет,
– В общем, не важно, – вдруг сказала Динни. – Теперь мне уже все равно.
– Ты не знаешь, что он теперь будет делать? Ерунда, он должен делать то, что ты хочешь!
Динни снова засмеялась.
Ты боишься, что он убежит и бросит тебя? – сказала вдруг Джин с неожиданной проницательностью. Она уселась прямо на землю, чтобы удобнее было заглядывать Динни в глаза. – Ну да, с него станется. Ты знаешь, что я у него была?
– Ты?
– Да, но у меня ничего не вышло. Не могла выдавить из себя ни слова. У него огромное обаяние, Динни.
– Тебя послал Хьюберт?
– Нет. Это я сама. Я хотела ему сказать, что о нем подумают, если он на тебе женится, но не смогла. Странно, а я думала, он тебе рассказал. Он, верно, решил, что ты расстроишься.
– Не знаю, – сказала Динни. И она действительно не знала. В эту минуту ей казалось, что она вообще ничего не знает.
Джин молча ощипывала пушистый одуванчик.
– На твоем месте, – сказала она наконец, – я бы его соблазнила. Если ты ему отдашься, он не сможет тебя бросить.
Динни поднялась со скамейки.
– Давай пройдемся по саду и посмотрим, что уже расцвело.
Глава двадцать шестая
Дома Динни не заговаривала о том, что всех так волновало, поэтому молчали и остальные, за что она была им искренне благодарна. Целых три дня она всячески старалась скрыть, как она несчастна. Писем от Уилфрида не было, не звонил и Стак; но ведь если бы что-нибудь случилось, уж он-то непременно дал бы ей знать! На четвертый день, чувствуя, что она больше не вынесет этой неизвестности, Динни позвонила Флер и спросила, может ли она к ним приехать.
Лица отца и матери сразу вытянулись, когда она объявила о своем отъезде. Молчаливое горе близких выносить труднее, чем прямой попрек.
В поезде ее обуял страх. А вдруг ее решение – ждать, чтобы Уилфрид сделал первый шаг, – было ошибкой? Может, ей лучше тут же пойти к нему? И, приехав в Лондон, она велела шоферу такси отвезти ее на Корк-стрит.
Но Уилфрида не было дома, и Стак не знал, когда он вернется. Тон слуги как-то странно переменился: казалось, он умыл руки и не желает ни во что вмешиваться. Мистер Дезерт здоров? Да. А как собака? Да, и собака здорова. Динни уехала оттуда в полном отчаянии. Но и в доме на Саут-сквер тоже никого не было, словно все сговорились оставить ее одну. Она совсем забыла, что летний сезон в разгаре, – в Уимблдоне идут теннисные состязания, открылась конская выставка. Все эти увеселения были ей теперь так чужды, что она не могла себе представить, кого они могут увлечь.
Поднявшись к себе, она села писать письмо Уилфриду. Молчать больше не было смысла. Стак все равно передаст ему, что она заезжала.
Динни написала:
Она пошла опустить письмо в ящик и на обратном пути встретила Кита с гувернанткой, собакой и двумя младшими детьми тети Элисон. Настроение у них было самое развеселое. Динни не захотелось его портить, и они все вместе отправились к Киту в детскую, пить чай. Потом туда пришел и Майкл. Динни редко видела его вдвоем с сынишкой, и ей очень понравились их простые, товарищеские отношения. Трудно было бы определить, кто из них старший, хотя преимущество в росте и отказ от второй порции клубничного варенья говорили в пользу Майкла. Этот час Динни впервые за пять дней, которые она провела без Уилфрида, была почти счастлива. Когда чаепитие кончилось, она пошла с Майклом к нему в кабинет.
– Что-нибудь неприятное, Динни?