Пустышка (ЛП)

— Знаю, но модельный бизнес — это единственное, что я умею. А Лос-Анджелес — мой дом.

— Как и Миртл Бич.

— Нет, это твой дом. — Не в состоянии встретиться со мной глазами, она фокусируется на подоле своего черного платья, проводя по нему пальцами. — Как только принудительные работы закончатся, что мне делать, Кэри? Выйти замуж за богатого козла, как моя мать? Устраивать чаепития каждые выходные, чтобы он мог уехать из города «по делам» и потрахаться с секретаршей? Нет, спасибо, — фыркает она.

Скользнув по дивану, я прижимаюсь к ее щеке с рубцом, обводя его большим пальцем.

— Ты так и не поняла, Шайло. О том, кто ты и где твое место. Но когда-нибудь поймешь...

Закрыв глаза, она тянется к моему прикосновению.

— Мне страшно.

— Все как всегда. С самого начала ты бежала от того, что больше всего хотела.

— Попроси меня остаться, Кэри.

Боже, да она понятия не имеет, как сильно я хочу сказать эти слова. Но я бы обманывал себя, посчитав, что она пришла сюда не ради успокоения совести. Шайло не хочет, чтобы я велел ей остаться. Она хочет, чтобы я подтолкнул ее уйти.

— Не могу. — Я отвожу руку и провожу костяшки пальцев по ее подбородку. — В итоге возненавидишь меня за это, а это хуже, чем потерять тебя.

Взрослея, моя мама любила цитировать всякие ванильные глупости, от которых мне приходилось закатывать глаза. Но когда Шайло со слезами на щеках сидит передо мной, держась за мое запястье, я, наконец, понимаю ее любимые строки.

Если любишь что-то любишь — отпусти. Если оно вернется, то это твое. Если нет, то твоим никогда и не было. 

— Тебе стоит ехать, — говорю я, осторожно убирая ее руки с моих.

Слизнув слезу со своих губ, она сжимает мою руку.

— Давай со мной. Обещаю, ты полюбишь Голливуд.

Она хватается за соломинку, но я не могу вечно ее защищать.

— Ты же знаешь, что я не могу. Здесь моя жизнь, я нужен своим ребятам.

— Почему все так сложно? — Она рыдает, закрывая лицо ладонями. — Я уже уходила от тебя. Это не должно быть таким сложным.

Я опускаю ее руки и заставляю посмотреть на меня. Ее глаза покраснели и опухли, на щеках потеки размазанной туши. Еще никогда она не выглядела красивее.

— Ты была рождена для великого, Шайло. Теперь ты владеешь миром, а не он тобой.

— Ты меня забудешь?

— Как я могу? Ты незабываема. — Проведя большими пальцами под ее глазами, я ловлю еще две падающие слезинки. — Никаких сожалений, Звездочка.

Нельзя сказать точно, кто из нас двинулся первым, но наши губы оказываются прижатыми друг к другу, смакуя. Никакой спешки. Я не тороплюсь, запоминая, как двигаются ее губы и незабываемый вкус дождя и солнца.

Подхватив ее, крепко прижимаю к груди и отношу в спальню. Она закрывает глаза и запутывает пальцы в моих волосах, целуя меня так же медленно.

Думаю, она тоже создает собственные воспоминания.

ГЛАВА 42

Шайло

— Останови машину! — кричу я.

Малкольм смотрит в зеркало заднего вида, но его глаза больше не полны сострадания, которое было ранее, когда он тащил мои чемоданы вниз по двум лестничным пролетам сегодня утром.

— Мисс Уэст, мы уже опаздываем в аэропорт, потому что вы заставили меня объехать каждую улочку и переулок в городе, чтобы вы могли «впитать все это», как вы это называете. Я не могу остановить лимузин посреди улицы.

У меня нет времени на это дерьмо.

— Останови машину, или я выпрыгну из нее.

До Малкольма доходит, что либо я серьезна, либо психопатка, потому что он резко поворачивает направо и врезается машиной в бордюр. Я даже не жду, пока колеса перестанут катиться, прежде чем открыть дверь и вывалиться на тротуар.

— Черт возьми, — бормочу я, перепрыгнув через бордюр, бегу назад по дороге, где я ее видела.

Приблизившись, замедляю свой темп в попытке перевести дыхание. Она сидит на корточках возле левой задней части своей машины, таращась на спущенную шину, как будто это неразрешимая задачка века

Если у Сьюзи двенадцать яблок, а у Бобби четыре, сколько пирогов испечет Сьюзи, если украдет семь бананов и подставит подружку Бобби для контрабанды фруктов?

Ответ: нисколько. Потому что задница Сьюзи гниет в тюрьме.

Она не замечает, что я позади нее, поэтому я наклоняюсь над ее плечом и осматриваю повреждения.

— Жалость-то какая! Не думаю, что ты входишь в Ассоциацию автолюбителей?

Испуганно вскрикнув, ноги Тарин вылетают из-под нее, и она приземляется на свой зад.

— Пошла на хуй, Шайло.

— Смотрю, папочка заплатил за тебя залог, — говорю я, пнув шину. — Когда начинается судебный процесс?

— Катись в ад.

— Нет, спасибо. Я уже там была. Отвратная еда и слишком большая влажность.

Тарин рычит — буквально рычит, как собака — и поднимается на ноги.

— Разве тебе больше нечем заняться, кроме как разрушать жизни людей?

Я прищуриваюсь. Может пнуть ее, чтобы она снова обтерла асфальт своим задом? Может, я смогу заставить Малкольма случайно переехать ее несколько десятков раз. Не то чтобы она это не заслужила...

Тем не менее, я перевернула лист, поэтому подавляю свои убийственные побуждения и пожимаю плечами.