Путь

От такого неожиданного вопроса замерзли все Димины внутренние жидкости, лицо побледнело и скривилось в нелепой улыбке. Он мог ожидать чего угодно от стучащего по тарелкам накачанного всеми видами тканей мужчины, но точно не вопроса про математику. В бледно-розовой тетрадочке, больше походившей на малюсенький блокнотик, если сравнивать с одним только Лёвиным мизинцем, были написаны обычные уравнения. Самые обычные, линейные, с одним неизвестным. Дима протёр глаза.

– И с этим у тебя возникли трудности? Так это аж в школе ещё проходят? Надо будет подтянуться, а то даже дочери родной помочь не можешь.

Лёва щёлкнул губами и неохотно отдал тетрадь Дмитрию Алексеевичу.

– Решите тут, пожалуйста. Больше мне от вас ничего не нужно. Как сделаете, вернёте мне.

После этих слов он удалился в другой конец вагона. Дмитрий Алексеевич печально и стыдливо поглядел на себя в отражение в окошке над соседним рядом, у него даже промелькнула мысль на лице, слившаяся вместе с паутиной проводов, впитавшаяся через стекло, и осевших на его усталом обескураженном лице.

“ А может, к чёрту их? Пускай и останутся тут, мчась по уже проложенному им пути в поезд, идущий прямиком в парк, куда люди и не проезжают.”

Как же забавно то, как одни люди буквально по кирпичику строят своё житье, опираясь лишь на собственные мысли и мечтания, напрочь забывая о своих физических, творческих и моральных умениях. За других это делают родители. Когда бедный, угнетённый жестокой судьбой Ростислав глядел сквозь стекло на небольшой концертный зал, тогда его судьба и была предрешена. В зале танцевали маленькие балерины. Крохи, будто парящие снежинки вместе с преподавателем парили над паркетом, как звёзды. Одну от другой не отличить, весь образ собран скомпоновано и чётко, все танцуют настолько синхронно, что сначала даже и не понять, двоится ли это у тебя в глазах или нет. Нос Ростислава больше нельзя было отодрать от этого стекла на протяжении чуть ли не 10 лет. И вот, он предстоял перед доской на лекции у Дмитрия Алексеевича, стоя, не в состоянии ответить на заданный учителем вопрос. Плавно несущаяся на верный путь линия, словно ленточка у гимнаста, резко повернула на 90 градусов в каком-то направлении, уж точно не правильном. Ростик стоял бледный, как тень, лишь глазея на учителя. Всю ночь он тренировался исполнению своей части небольшого балета,

который он ставил со своими друзьями

– Давай, же, Ростик. Ты же помнил! Я в тебя верю.

Даже добрая улыбка Дмитрия Алексеевича не смогла отвлечь от той страшной мысли, которая подкрадывалась у нему с начала поступления в университет.

“Куда-то меня занесло”.

От тренировок, длившихся всю ночь, у Ростика весь день тряслись руки, а в этот момент они затряслись ещё больше. Дима это заметил и отпустил бедного ученика. Тот с таким же бледно-мёртвым лицом, словно робот, медленно сел на своё место и весь урок молчал. Молчит он и до сих пор, являясь одним из наилучших учеников на потоке. Однажды его печальная мать нашла своего сына, лежащего на полу без сознания. На нём были одеты обтягивающие нежно-розовые колготки, которые он взял у своей младшей сестры, мундир его отца и треугольная военная шапка. Похоже, в его подпольной спектакле он играл какого-то статного мужчину высокого чина. Дальше от лежащего на полу Ростислава валялась пластмассовая туповатая шпага. После этого случая мать юноши вместе со шпагой выкинула и все его другие «игрушки», которые, по её мнению, довели его до бессознательного состояния.

– Господи! – в отчаянии протяжно горевала мать, – за что мне такое несчастье то! Сыночек мой, что случилось? Зачем тебе эти девчачьи забавы, а? Ох, уже и не говорю я тебе о Божьей каре за…

– И не говори больше, – Ростислав очнулся. Встал, отряхнулся и ушёл в свою комнату, абсолютно ничего не говоря своей матери. Сев на кровать, он согнулся, опустил руки на лоб, прикрепив согнутые отбитые об паркет локти на колени. Он уныло и в отчаянии прошёлся взглядом по своим ногам и рукам: там синяк, тут синяк, там мозолей пара, здесь порез. У многих, да и у себя он уже вызывал впечатление как от местного хулигана и задиры. Не может наладить отношения с матерью, ругается со сверстниками, учится, правда, хорошо. Но это уже не его заслуга, а его склонных к математике способностей.

– Бурков, к доске, – в плохом настроении всё время повторял Дмитрий Алексеевич, дабы больше показать неумелым ученикам о том, как надо решать примеры, а не чтобы Ростислав чему-то научился. Тот нехотя подходил, решал всё за минут 5, и с таким же кислым лицом уходил к себе на место. Уже без него Дмитрий Алексеевич хвалил его и ставил в пример всему классу. Лицо его не изменилось и при прохождении первого семестра на идеальные оценки.